Этот разговор был почти седмицу назад, а сейчас вся обережная ватага поднималась к детинцу. Первое, что бросилось Даниле в глаза, – это идолы, стоящие на огромном подворье князя. Шесть штук. Молодцов узнал только Перуна и Велеса. Варяжский бог, как всегда, был вырезан разгневанным: распахнутые глаза, рот, а ещё и усы из чистого золота.
Впечатляли и сами четырёхэтажные княжеские хоромы: резные коньки, наличники, раскрашенные в разные цвета стены (Данила теперь понимал, каких это бешеных денег стоило). Но больше всего внушали уважение гридни, дежурившие на подворье, вальяжные такие, но держащиеся с достоинством, как дембеля перед приказом, только облачённые в железо – панцири, кольчуги, шеломы. Раньше Молодцов считал, что таких воинов, как его батька, от силы десятка полтора по всей Руси, теперь же воочию убедился, что подобных Воиславу на подворье одного детинца можно было насчитать пару десятков. Таких же стремительных и сильных, лёгких и пластичных, равно в доспехах или без, со взглядами, излучающими непреклонную волю.
А больше всего удивила Данилу молодёжь, что непринуждённо дубасила друг дружку в центре детинца. Дубасила, конечно, не то слово – это нарабатывали боевые навыки будущие дружинники, отроки и дети от пяти до двенадцати лет. Ах да, Русь – это ведь тоже что-то вроде очень большого рода, и живут в нём единой семьёй, даже детей воспитывают сообща. По крайней мере, лучшие воины.
Обережников заметили, гридень-варяг с длинными седыми усами и бритой головой поздоровался, велел следовать за ним. Внутри княжьи хоромы были так же роскошны: на полу лежали звериные шкуры, на стенах висели ковры, на коврах – оружие в дорого выделанных ножнах, такой красоты, что руки сами тянулись снять и спрятать под накидкой. Всюду драгоценные кубки и стеклянные сосуды цены неимоверной. А запах копоти уверенно перебивался ароматом восточных благовоний и свежеприготовленных яств.
Обережники тоже выглядели отнюдь не босяками: все в шелках, бархате и атласе, предплечья обвивали серебряные браслеты, золотые кольца горели огнём на пальцах, толстые гривны висели на мускулистых шеях. И даже Молодцов на их фоне не выглядел нищебродом, его общественный статус заметно поднялся за последний год.
Седоусый варяг довёл обережников до больших толстых дверей, окованных медью, велел ждать. Ватага расселась на скамьях вдоль стен в ожидании аудиенции. Сколько времени прошло, Данила не заметил, но волновался он изрядно. Наконец двери распахнулись, и гридень, закованный в доспехи с ног до головы, позвал их заходить.
Внутри, на возвышении, стояло большое резное кресло с ало-синей подбивкой – трон, должно быть. Пустой. Стены и потолок были забелены и украшены узорами. Теперь Данила в них угадывал определённые обереги: от пожара, от стрел, от подлого татя. Свет в зал проникал сквозь мутные слюдяные стёклышки.
Ватага ещё немного потомилась в ожидании, пока не открылась другая, маленькая, дверь за троном.
Первым вошёл важный мужик, весь в золоте и шёлке, за ним – какой-то отталкивающий чернявый тип, а последним появился невысокий муж в алом корзне. Вдруг он вскинул бритую голову, пшеничный чуб отлетел на затылок, такого же цвета усы всколыхнулись на груди. Он оглядел голубыми глазами всю ватагу обережников, а потом… улыбнулся. Данила вздрогнул – перед ним стоял князь Владимир!
В ухе у него блестела серьга с большим рубином, полы накидки топорщились, должно быть, из-за рукоятей мечей, снаружи видны были только пурпурные сапоги. А ещё от него исходила сила. Молодцов не мог это объяснить, просто чувствовал на расстоянии мощь Киевского князя так, что даже Воислав рядом с ним казался слабее. Нет, не слабее, просто перед таким князем не зазорно было преклонить колено и самому Воиславу Игоревичу.
Ни слова не говоря, Владимир обернулся и взошёл на трон, пристяжь встала по обеим рукам от него. Тут Данила, немного отошедший от первого впечатления, сумел распознать второго, черноволосого. Главное, что поразило в нём, – броня: подобного качества и подобного вида Молодцов больше ни у кого не видел. Он даже не смог понять, где она была сделана. Что касается взгляда иноземца… как бы это сказать – взгляд его был таким, как будто у него язва открылась, а все кругом шашлыки жрут. Длинная тонкая бородка только добавляла неприязни.
– Здравствуй, стольный князь Киевский, Владимир Святославович.
Приветствие Воислава вывело его из раздумий. Батька поклонился, и все обережники вслед за ним тоже склонили головы.
– И тебе здравствуй, Путята Жирославович, – Воислав со своей ватагой поклонился тому самому, кряжистому, в золоте, второго из пристяжи князя варяг оставил без внимания.
– И тебе здравия, Воислав, сын Игоря, – заговорил Владимир, голос у него был красивый, сильный, волнующий. – Наслышан про тебя от Добрыни. Много хорошего он о тебе говорил.
– Честь для меня быть полезным родичу самого князя!
– Добрыне ты пригодился, но по его слову знаю, хочешь под мою руку перейти.