Княжна Дубровина

— Объ обрыв я ужь слышала и застала окончаніе этого разсказа, сказала Варвара Петровна; — я вижу, что она вела дикую, деревенскую жизнь, въ распущенной на волю семь бднаго чиновника.

— Несомннно, сказала Александра Петровна, что семья простая, бдная, и чмъ переходъ рзче, тмъ боле надо смягчить его. Помягче, помягче и потише!

— Подумаешь, я злая, жестокая или самовольная женщина, сказала Варвара Петровна, — и что двочка изъ богатства попала въ бдность; тутъ все напротивъ. Изъ избы она попала во дворецъ — надо же ее выучить вести себя прилично.

— Конечно, но въ твоемъ характер есть сильная деспотическая струнка, сказала Александра Петровна.

— Благодарю тебя, возразила печально и обидвшись Варвара Петровна; — кажется я каждый день доказываю противное. Я свои занятія, удовольствія, привычки приладила къ тому какъ теб лучше. Я о себ никогда не думаю, а всегда и только о теб.

— Ахъ, ma soeur, какъ будто я не знаю, что ты живешь для меня… и я…

И Александра Петровна прослезилась и приложила батистовый платокъ къ глазамъ.

Сестры испуганно переглянулись.

— Сестрица, поспшно заговорила Лидія, — вы врно забыли, что звали вчера Долинскаго обдать.

Лидія весьма часто говорила сестрамъ вы и никогда не выходила изъ ихъ воли. Слово одной изъ нихъ было для нея закономъ.

— Забыла, совсмъ забыла, сказала Варвара Петровна.

— Сестрица, что приказать къ обду?

— Прикажи сама; никто изъ насъ не суметъ такъ заказать обдъ какъ ты.

— Надо обдъ не парадный, обыкновенный, но вкусный и изысканный. Позвать Семена повара, сказала Александра Петровна и забывъ свое недавнее разстройство занялась составленіемъ обда.

Поваръ явился. Она затяла съ нимъ длинный разговоръ, а сестры меньшая и средняя пошли по комнатамъ, по этимъ едва освщеннымъ пустыннымъ, вчному молчанію обреченнымъ комнатамъ; он шли неслышными шагами и вели тихую неслышную бесду.

Больная спала плохо. Ей все мерещился темный боръ, широкая Ока, звонкія псни и смхъ дтей, чистенькій домикъ на солнц и молодая Маша, мать большаго семейства. Давно спавшая въ ней поэтическая нота внезапно прозвучала и зазвенла и въ сердц больной вспыхнула искра любви къ этой пришлой сиротк, брошенной въ домъ ихъ прихотью судьбы. Отъ разсказовъ Анюты вяло жизнью и она вздохнула о своей свжести, дтств, молодости, когда и она, въ роскошныхъ садахъ отца, бродила, мечтала и разцвтала, пока жестокая болзнь не срзала и эти мечты и ея молодость. И вотъ живетъ она въ этомъ пустомъ, мрачномъ, скучномъ дом, безъ удовольствій и одиноко съ двумя сестрами… но столь преданными и такъ ее любящими! Нтъ, ей гршно роптать и жаловаться. Варвара Петровна тоже спала плохо. Она боялась чтобъ Анюта не обезпокоила больную, чтобы не сдлалась причиной какихъ-либо споровъ, чтобъ ея появленіе въ ихъ дом не измнило ихъ жизни.

— Ты нынче блдне обыкновеннаго, сказала она сестр пришедши къ ней поутру — Наврно плохо спала.

— Да, я почти совсмъ не спала.

— Я уврена, что эта двочка вчера взволновала тебя.

— Она заняла меня. Она забавная и премилая, въ своей простот, наивности и горячности.

— Не лучше ли послать сказать Долинскому, что ты больна и не можешь принять его.

— Ни за что! Ни за что! Я хочу познакомиться съ папочкой, съ предметомъ такой пылкой любви и беззавтной нжности, сказала улыбаясь больная.

— Увряю тебя, онъ совсмъ не забавенъ, сказала Варвара Петровна, — онъ чиновникъ изъ провинціи, вроятно очень добрый и… только!

— Все равно я хочу его видть.

Долинскій пріхалъ къ обду въ черномъ отчасти старомодномъ фрак, былъ церемонно вжливъ и хотя держалъ себя съ большимъ чувствомъ достоинства, но было замтно, что ему не ловко и онъ не знаетъ о чемъ говорить. Разговоръ совсмъ не вязался. Притомъ онъ былъ опечаленъ предстоящею ему съ Анютой разлукой и отъ этого сдлался молчаливе. Больная обманулась въ своихъ ожиданіяхъ и объявила вечеромъ, что онъ скучный, хотя несомннно очень добрый.

Когда обдъ кончился къ удовольствію всхъ, кром Анюты, которой глаза впились въ папочку, и не отрывались отъ него, онъ выпилъ чашку кофе и всталъ.

— Куда же вы спшите, сказала Александра Петровна вжливо.

— Я сейчасъ узжаю. Меня тянетъ поскоре домой. Въ гостиниц я проскучалъ цлое утро. Я привыкъ къ большой семь.

— Не смю васъ удерживать, сказала хозяйка вжливо.

Онъ простился съ нею и подошелъ къ Варвар Петровн.

— Анюта, сказалъ онъ ей, — не понимаетъ по-нмецки, но вы врно говорите на этомъ язык.

— Конечно, сказала удивляясь Варвара Петровна.

— Такъ позвольте мн сказать вамъ нсколько словъ началъ онъ по-нмецки. Я немного забылъ, но объясниться могу, и вы извините за ошибки. Я о ней хочу молвить два слова. Она добра и чрезвычайно привязчива. Сердце горячее, но вспыльчива и съ характеромъ. У насъ ее баловали, ей уступали и я, и дти, и жена моя, потому сирота, круглая сирота.

— Но вдь этимъ вы длали ей вредъ.

— Не знаю, можетъ-быть. Добрымъ словомъ вы все изъ нея сдлаете, но слишкомъ круто не поступайте съ нею. Она закалитъ свое сердце, уйдетъ въ себя, какъ улитка въ свою раковину.