Княжна Голицына – принцесса моды

Когда я увидела этот огромный зал, третий по величине в Москве, известный своими большими концертами, я лишилась дара речи и почувствовала робость, на этот раз речь шла не о дефиле среди небольшой группки присутствующих, а о настоящем и подлинном спектакле. Гостиница, где я остановилась, находилась в двух шагах от зала. Она тоже была огромной. Там шесть тысяч номеров и каждый этаж похож на другой. Там легко было заблудиться. В каждом углу коридора сидели женщины, которые следили за порядком и выдавали ключи от комнаты, так что не надо было обращаться к портье. Разумеется, это был и способ наблюдать за гостями. Звонить в Италию было трудно.

Если маленькой я отвергала для себя русский мир и даже его язык, то в России обнаружила, как только ступила на эту землю, что правильно говорю, хотя, мне кажется, моя речь более аристократична и элегантна, нежели сегодняшний русский язык, но это естественно, я ведь учила язык по грамматике начала века. Мама так добивалась, чтобы я выучила русский и, как никогда, я вспоминала ее с благодарностью.

Я приехала в гостиницу, и ко мне поспешил организатор, желая представить манекенщиц. Когда я их увидела, то сразу поняла, что мне нужны другие и надо вызвать девушек из Италии. С этим человеком мы начали спорить с самого начала. Он, например, приходил в ярость от того, что я привезла столько всяких сувениров и дарила их советским девушкам.

У девушек ничего не было, они носили джинсы, были растрепаны, косметика отсутствовала, их вообще трудно было принять за манекенщиц. Когда же их одели, загримировали, причесали, они с удивлением оглядывали друг друга и себя в зеркале. Русские манекенщицы были менее искушены, чем итальянки, но столь же красивы и сообразительны, они все схватывали на лету и действовали с таким энтузиазмом, что у меня сердце таяло от нежности. В конце концов, я решила выбрать 8 итальянок и 14 русских для представления 80 моделей, составлявших весенне-летнюю коллекцию.

Вскоре я поняла, что у русских девушек есть свой стиль. Они выступали элегантно, излучали грацию и были впечатляюще естественны. Я привезла много шуб и туник, они так их представляли, словно носили всю жизнь. Мы не сделали ни одной репетиции, но все прошло без сучка и задоринки, и результаты были поразительными. Местная газета назвала мою моду изысканной, но реалистичной и удобной. После вернисажа потянулась вереница вечеров, обедов, тостов. Организатор этих вечеров однажды поднял бокал и предложил: «Мы пьем за Россию аристократическую и за Россию народную».

Ради этого стоило ждать всю жизнь. В первый вечер, когда показ еще не начинался, я свалилась со сцены – настолько была взволнована. В финале представления я вышла лишь затем, чтобы поприветствовать публику, услышала аплодисменты, а потом не помню ничего. На второй день я набралась храбрости и все организовала получше. В зале была и толпа молодежи, они все время аплодировали и просили автографы. Меня поразил такой энтузиазм, я этого не ожидала. Молодые люди знали обо мне, потому что в школе они познакомились и с историей семьи Голицыных.

Появились первые фоторепортажи, прошли телеинтервью. За съемками я следила лично. Когда мы выходили для показа на Красную площадь, приходилось пошевеливаться: одевать девушек, готовить их. По программе намечалось провести четыре сеанса показов, но затем из-за большого числа заявок их стало пять. Было продано более десяти тысяч билетов, а деньги, собранные Раисой Горбачевой, в тот момент работавшей в Фонде культуры, были переданы на благотворительные нужды. С тех пор я стала желанной гостьей для Раисы, которая всегда уделяла большое внимание всему, что способствовало развитию культуры в ее стране. По случаю своего визита в Рим она пригласила меня в посольство, чтобы выразить признательность, и просила чаще приезжать в Россию.

В те дни у меня не было много времени, чтобы посмотреть Москву, поскольку все отнимали встречи и интервью, но я не могла не посетить Кремль. Я приехала туда на черной «чайке» – машине, на которой разъезжают известные политики, и поставила свою подпись в книге для знатных гостей. Свою благодарность я записала с бьющимся сердцем, боясь ошибиться кириллицей.

Я особенно хотела обнять своего кузена Андрея Голицына, сейчас он занимается вопросами дворянского движения. Мы никогда не встречались, но иногда разговаривали по телефону. Я даже не знала, как он выглядит. Мы встретились вне гостиницы, поскольку ему не разрешили войти. Андрей познакомил меня с женой. Ее, как и меня, звали Ириной, и дочкой десяти лет. Ирина была артисткой театра, но оставила работу, чтобы помогать мужу. Андрей повел меня посмотреть Донской монастырь, где я увидела памятник человеку, удивительно похожему на моего отца, растрогавший меня до слез. Были мы и около большой больницы, построенной по желанию нашего предка, где до сих пор на фасаде виден герб нашей семьи.