Княжна Мстиславская

Царь вздохнул, всё верно писал Траян, великий император и дальний родич московского правителя. Величие своей страны, вот что нужно сохранять, а не гоняться за новыми землями. Он вспомнил, как когда-то Адашев и Сильвестр чуть ли не силой заставили его идти войной на Казань и Астрахань, отнимать Ливонию. Хорошо, что в Крым не сунулись. И сейчас, когда Строгановы сообщили о победе над Кучумом, ему стало страшновато. Он еще не забыл унижения, когда стоял десять лет назад перед надменными послами крымского хана и в рубище и едва не умолял их о пощаде.

- А книги? – вдруг обожгла его мысль. – Если иезуиты встанут возле Фёдора, что с книгами будет? Увезут, поди-ка, в Рим, откуда их бабушка Софья привезла?

Закрыв книгу, царь опять отошёл к окну. Огромная библиотека хранилась в Грановитой палате, особом месте, куда вход был только ему и царевичу Ивану - Фёдор не интересовался книгами.

Не видя, что по двору торопливо шагает Щелкалов, Иван Васильевич, сжав кулаки от волнения, думал, как спасти библиотеку. Он был уверен, что рано или поздно иезуиты сгинут на Москве, но сохранят его род при власти. Его потомки-правители сильной, крепкой страны получат от него старинные книги, напитанные мудростью веков. Только где же прибрать, куда укрыть?

Додумать царь не успел, в дверь легко стукнули и через пару секунд в горницу сунулся Гаврилка.

- Дьяк Щелкалов пожаловал, великий государь, - негромко сказал слуга.

Очнувшийся от дум царь нахмурился и кивнул, дескать, зови.

Войдя с поклоном, глава Посольского приказа подошёл к государю вплотную и оглянувшись на дверь и окно, прошептал: - Князь Курбский умер!

Дав передыху москвичам на пару часов, снова припустил дождь. И опять, как всю весну, с молниями и небесным грохотом.

Годунов выглядывал из конюшни, морщился. До крыльца пройти шагов двадцать, так промокнешь насквозь. Рядом стоял конюх, тоже морщился и выпятив нижнюю губу, сокрушённо качал головой, сочувствуя боярину.

- Что ты башкой трясёшь? – зло спросил Годунов. – Почему у тебя даже рогожи никакой нет?

- Нету, барин, нету, - закивал конюх.

- Тьфу! – сплюнул Годунов. – Дурак какой, прости господи!

Конюх развёл руками, дескать, и не поспоришь.

- Уйди отсюда, - Годунов махнул ему рукой. – Не торчи тут. Дождь кончится, выводи упряжку, к царю поеду.

Он был недоволен собой. Третий год собирался сделать весь двор крытым, и всё недосуг. Вон как у князя Романа Голицына, заехал с улицы в ворота и сухо. Зимой снега нет.

- Завтра же найму плотников с Ильинки, пусть меряют, что надо, что не надо, и до первых снегов чтоб сделали, - решил Борис.

В доме его ждал Богдан Бельский. Прискакал неугомонный, успел аккурат до ливня. Вон он, окно распахнул, рукой машет.

- Да иду я, иду, - пробормотал Годунов. Надо торопиться, к царю ехать, докладывать, что там и как в далёкой английской стране. Воевода Писемский вчера письмо прислал, надо переговорить с государем, что дальше делать с невестой его заморской. Приспичило тоже царю жениться ещё раз! Без устали баб меняет, бегай только, невест ему ищи. Уже мало московских девиц, английскую подавай! И Богдан что-то примчался, тоже, видать, что-то приключилось.

Дождь кончился внезапно, тучи убежали с неба, и сразу же запекло солнце. С крыш ещё быстрыми струйками стекала вода, а воздух уже стал таким душным, так что Годунова прошиб пот.

Ругаясь про себя, он зачавкал сапогами по сырой земле, стараясь не попадать в ямки от лошадиных следов, наполненные водой. Добравшись до деревянных мостков, Борис потопал ногами, стряхивая грязь, и забрызгал себе штаны.

- Да пропади оно всё пропадом! – прошипел он сквозь зубы и пошёл в дом.

Богдан принёс ошеломительную весть – князь Курбский умер. Причём скончался он после того, как их посланец, этот разноглазый казак побывал у него в гостях.

- Так он в самом деле колдун? – поразился Годунов. Пробыв всю жизнь при царском дворе, он верил только себе, а ко всякому ведовству относился с подозрением.

Бельский ходил по горнице, размахивая руками и едва не сшиб на пол полочку со стены, где хозяин клал кошель с медными монетками – для раздачи нищим.

- Мне вчера вечером купец сообщил, Антипа Паук, он как раз из Киева вернулся, что князь Острожский заказал молебен за упокой раба божьего Андрея, - громко говорил он. - Ладно, думаю, не стану спешить с докладом. Антипа ещё толком ничего не знает, он уезжал, и случайно новость услыхал. А утром ко мне этот казак заявился.

Годунов сел на лавку и задумался. Новость была сногсшибательной. Курбский был мужчина крепкий, на здоровье никогда не жаловался, во всяком случае не было слуха, что он болеет. Слыхали на Москве, как он воюют с панами-соседями, спуску никому не даёт, и на тебе – умер. Может, и правда, казак руку приложил? Надо порасспросить его, да аккуратнее, а то, ещё не дай, бог, самого отправит на тот свет.

- Ты, Богдан, вот чего, - начал неспешно Борис. – Царь же велел тебе, как казак вернётся, при себе его держать, и деньги ему выдать, тысячу рублей, помнится.

Бельский кивнул.