Княжна-цыганка

– Ротмистр! – вскинулась Дина. – Прочь отсюда, вы пьяны! Господа, да уймите же его! Иван Георгиевич, ради бога!..

Но Инзовский и сам уже протиснулся вперед, решительно отстранив молодых офицеров, и крепко взял Сокольского за плечо.

– Сережа, вы переходите все границы! Немедленно идемте отсюда, я сам вас провожу! Надин, простите его, вы ведь понимаете… Завтра Сергею будет стыдно за все это, поверьте.

– Надеюсь, – холодно сказала Дина, отворачиваясь к Бардину. – Володя, пожалуйста, не обращайте внимания… Это все вино, Сокольский вовсе не так плох, вы еще узнаете его ближе, и тогда…

Бардин кивнул. Но именно этот молчаливый кивок оказался последней каплей: Сокольский с коротким рычанием вырвался из рук Инзовского, пошатнулся, чудом удержавшись на ногах, и рванул кобуру на поясе. Дина вскрикнула; Бардин быстрым движением толкнул ее себе за спину.

– Вы мне предлагаете… предлагаете близкое знакомство – вот с ЭТИМ?! – На перекошенном лице Сокольского было бешенство. – Черт бы его побрал с его английской шинелью и золотом по карманам! И эта тыловая свинья еще пыталась заплатить за меня в ресторане! За меня, за дроздовского офицера… Всю войну не выпуская оружия… в седле… картошку гнилую жрали под Черкасском… Спали в воде, к утру шинель – колом, примерзала к дороге… Да будь я проклят, никогда! Миша, да подите же вы прочь, не лезьте! Чертова сволочь… Если бы таких вешали еще на Кубани, мы б сейчас входили в Москву! Инзовский, вы слышите?! Впрочем… хорошее дело сделать никогда не поздно, господа… не так ли?

– Сокольский, Сокольский, прекратите! Остановитесь! – послышались встревоженные голоса. Офицеры попытались было оттеснить Сокольского от неподвижного, как статуя, Бардина, но ствол пистолета в руке ротмистра описал короткую дугу.

– Назад, господа офицеры! Все вы здесь знаете, что я прав! Надин, прелесть моя, три шага в сторону!

– Толь-ко по-смей-те! – отчеканила Дина.

Было очевидно, что она намерена всерьез встать перед Сокольским, и поручик Вересов уже метнулся к ней, чтобы помешать… но в это время Бардин обезоруживающе улыбнулся и шагнул вперед.

– Я к вашим услугам, ротмистр.

Лишь на мгновение на темном, искаженном яростью лице Сокольского появилась растерянность. Но этого оказалось достаточно: Бардин сделал короткое, почти незаметное движение, и наган, выбитый сильным ударом, вылетел из руки Сокольского. Оружие не успело еще коснуться пола, а второй удар уже отбросил ротмистра к стене. Падая, Сокольский опрокинул старый стол на рахитичных ножках, со скатерти посыпались бокалы, раздался звон и треск, перемежаемый испуганными и сердитыми возгласами. Длинно и грязно выругавшись, Сокольский попытался было встать, но тут уже опомнились все – и через минуту несколько человек держали ротмистра за плечи, Вересов помогал подняться перепуганной Дине, а полковник Инзовский, стоя рядом с Бардиным, что-то вполголоса говорил ему. Тот внимательно слушал, изредка кивая и поглядывая в сторону рычащего от бешенства Сокольского. Потом подошел к Дине, которая машинально протянула ему руку для поцелуя, поднял с пола наган и, шагнув к дивану, бросил револьвер под ноги хозяину.

– Вот ваше оружие, ротмистр. Если вам угодно будет по протрезвлении требовать сатисфакции, то вы найдете меня на Приморской, в номерах Шенхеля. Повода для поединка, право, нет, все присутствующие подтвердят, что в лицо я вас не бил. Вы ударились сами об угол стола. Впрочем, это на ваше усмотрение. До свидания, Дина.

– До свидания, Володя, – сквозь слезы прошептала та, судорожно стягивая на плечах шаль. – Извините, что все вышло вот так… так глупо… Я была рада встретиться с вами…

– Я тоже был очень рад. До завтра. Честь имею, господа.

Бардин ушел. Оставшиеся столпились плотным кольцом вокруг Сокольского, сидящего на диване и вытирающего с лица кровь. Рядом с ним сидел полковник Инзовский, побледневший и злой. Он тихо, отрывисто говорил что-то, говорил, не повышая тона, но черная, всклокоченная голова Сокольского опускалась все ниже и ниже. До стоящих офицеров доносились только обрывки фраз:

– Вы ничего не знаете… Недопустимое поведение… Ваше счастье, что… В гораздо более опасных местах, чем… Страшно рисковал… сам полковник Батюшин рекомендовал…

– Как?.. – хрипло, не поднимая взгляда, переспросил Сокольский, когда Инзовский умолк и отвернулся к окну. – В Москве? Сейчас, вот этой зимой?.. Вы шутите?

– Мне, поверьте, не до шуток, – мрачно ответил Инзовский. – Поговорим обо всем этом завтра, когда вы придете в себя. А сейчас уходите. Миша, проводите нашего героя. Или лучше я сам…

– Не стоит. – Сокольский начал тяжело подниматься. Свой наган, осторожно протянутый Вересовым, он загнал в кобуру довольно твердым движением и, не простившись ни с кем, сделал шаг к дверям. Помедлив, повернулся к столу, за которым, все еще кутаясь в шаль, сидела Дина. – Надин… Поверьте, я… черт возьми… Простите меня.

– Ступайте, Сергей Дмитриевич, – не повышая голоса, сказала Дина, и было видно, с каким трудом ей дается это спокойствие. – Сделайте одолжение, идите.