Князья Русс, Чех и Лех. Славянское братство

На третий день состоялись похороны воинов. Их уложили на груду сухих бревен. Возле князя покоилась его первая жена, которая добровольно приняла яд. С некоторыми воинами решили отправиться на тот свет их жены, они теперь тоже бездыханные лежали рядом со своими мужьями. Женщины стенали и плакали, воздевая руки к небу, мужчины стояли при оружии, молчаливые и суровые. Трое жрецов ходили возле покойных и читали молитвы, попутно бросая зерно и выливая специальный кипяток — сурью в жертвенные костры. Потом жрецы одновременно взяли по факелу, зажгли их и поднесли с разных сторон к приготовленному костру. Сначала робкие языки пламени появились в нескольких местах, затем огонь стал быстро распространяться, и вот уже с гулом и ревом мощный огненный вихрь устремился в небо; взметнулись искры, полетели в разные стороны головешки, жар стал нестерпимым, люди отходили от разбушевавшегося пламени, которое поглотило и воинов, и их жен…

Когда костер прогорел, угли и пепел были положены в глиняные кувшины и выставлены на столбах на перекрестке дорог, чтобы каждый путник мог поклониться усопшим…

После этого началась тризна. Она продолжалась до позднего вечера.

Наутро все взрослые мужчины собрались на вече. Руководил им седовласый старик по имени Довбуш. Сначала он говорил о заслугах погибшего в битве с вандалами князя Воисвита, а потом сказал, что вместо него необходимо избрать нового князя.

— Есть у меня, как одного из старейшин нашего племени, соображение, — заключил он, — которое я хочу высказать перед достославными воинами. Мне кажется, нет более уважаемого человека среди нас, чем воевода Боеслав. Он умудрен летами, у него большие военные знания и умения, его уважают и почитают соплеменники. Пусть он выйдет ко мне на помост, а мы его попросим, чтобы он руководил и управлял нами.

Тяжело ступая, поднялся на помост Боеслав, хмуро окинул площадь, сказал неторопливо и важно:

— За доверие спасибо. Только немощен я стал. Съедает меня в последний год болезнь какая-то, и никакие лекари-травники, колдуны и кудесники помочь не могут. Так что извиняйте меня, братья, но вынужден я отказаться от высокой чести и выдвигайте на это высокое место другого человека.

Толпа долго молчала, явно огорошенная неожиданным заявлением, потом оцепенение прошло, люди зашевелились, задвигались, стали переговариваться между собой. Наконец на помост стал пробираться высокий парень с густой шевелюрой. Он легко взбежал по лесенке, лихо повернулся к народу, стал говорить звонким голосом:

— А вот я хочу, чтобы выбрали князем меня! А почему бы и нет? Я уже семь лет воюю в княжеской дружине, меня назначили сотником, у меня меньше всего потерь в сражениях. Значит, умею обучать воинов и руководить ими в бою. Разве не так?

Толпа одобрительно зашумела, но Довбуш тотчас возразил:

— Князем быть — это не только уметь мечом махать да воинов наставлять. Вокруг нас много враждебных племен, с ними надо уметь вести достойный и содержательный разговор. Кроме того, мы в последние годы терпим неудачи в сражениях, и если бы не помощь воинского отряда под руководством Чеха, мы и на этот раз были бы разбиты вандалами, и нам пришлось бы уйти из этих мест, потеряв и имущество, и скот. Надо нам научиться воевать по-новому. Да вот кто нас научит?

Наступило тягостное молчание. Наконец кто-то выкрикнул:

— А вот Чех и научит!

— Его надо на княжение просить! — поддержал другой.

— Верно… Дельное предложение, — тотчас заговорили между собой воины. — Он из римской армии, а там умеют воевать…

— Так что, позвать военачальника Чеха? — спросил Довбуш.

— Добро-о-о-о! — уже дружно подхватила площадь.

Разыскали Чеха, пригласили на вече. Он, смущенный, растерянный (ему поведали, зачем зовут), вышел на помост, встал у края.

— Желает наше племя видеть тебя своим князем, — проговорил Довбуш. — Потому как вырос ты в славянском роде, значит, знаешь наши законы и обычаи. Но вместе с тем известны тебе римские порядки, римский военный строй. Надеются наши воины, что сумеешь передать свое умение и поможешь в борьбе с врагами нашими.

— Приглашение ваше для меня неожиданное, и следует подумать, прежде чем что-то ответить, — сказал Чех. — Да и с братьями своими тоже следует посоветоваться, у воинов согласия попросить, как-никак, целых три года вместе службу военную ломали.

— Соглашайся! Всем миром тебя просим! — доносилось до него с площади.

— Давайте решим так, — выступив вперед, проговорил Довбуш. — Сейчас разойдемся, а продолжим работу завтра. К тому времени и Чех определится в своем решении — оставаться у нас или следовать к родному племени своему, да и нам нелишне будет еще раз подумать.

Чех собрал братьев, стал просить совета.

— Я бы не остался, — тотчас ответил Русс. — Я так по мамочке соскучился! Так бы на крыльях и улетел!