Увидев сие чудо, самозванец и его свита попадали на землю и долго лежали без движения. Но наконец Лжедмитрий поднялся, увидел, как архангелы опустились за рекой в лес, и взорвался. Он выругался по-польски, вспомнив Матерь Божию и собачью кровь, и стал отряхивать кунтуш от грязи и пыли. И гвардейцы, и бояре поднялись с луговины. Все они вместе с государем были бледные, растерянные и жалкие, будто побитые собаки. Пушкин и Плещеев от стыда не смотрели друг на друга.
Благовещение — праздник народный. Как вознестись Катерине и Ксюше, сотни московского люду парами и семьями гуляли близ Москвы-реки, стали очевидцами святого явления. И к вечеру о том божественном случае знала вся Москва. И будто сдвинулась она с места, валом повалила в церкви и соборы, звонным ликованием излились тысячи колоколов. Да звонари Новодевичьего монастыря в честь новой святой повольничать себе позволили. И выговаривали их колокола чётко и чисто:
Вскоре же стало очевидно, что вся Москва до последнего горожанина видела, как возносилась Катерина с дочерью Ксюшей. Да будто бы несли их не только два архангела, но и седмица херувимов и три седмицы ангелов. И одни говорили, что небесные посланцы летали над Москвой-рекой близ Воробьёвых гор, другие утверждали, что видели явление рядом с Кремлём, а третьи — над ямской Дорогомиловской слободой. Многие же поддерживали монахов Спасо-Симонова монастыря, будто бы Катерина и архангелы пролетали над ними. Да были и такие, кто видел святых над Патриаршими прудами, над Яузой и над Неглинной. И всем верили, потому что как не поверить, ежели сам царь и двести вельмож бежали за Катериной от Пречистенки до Москвы-реки. Да будто бы царь тоже вознестись хотел, ан не удалось, удержал его боярин Наум Плещеев, потому как ему выпала доля при венчании царя с Мариною держать её корону. А какое же венчание, ежели жених вознесётся, решил Наум Плещеев.
— Ну и Благовещение выдалось ноне, — сказал князь Василий Шуйский, возвращаясь с литургии из Архангельского собора. — Как жаль, что нет рядом с нами владыки Гермогена.
А брат Василия князь Дмитрий на это сказал:
— Слух дошёл, будто Катерина и Ксюша полетели следом за своим крестным отцом. А то бы пошто вдвоём возноситься?
— Сильвестра надо найти да послать с Иваном за Гермогеном, освободить его от царёвых татей да спрятать в монастырях Суздаля, а то и в той же Москве, — рассуждал вслух князь Василий.
— Край как нужно быть Гермогену в первопрестольной, — согласился со старшим братом Дмитрий. — Сулит нонешний благовещенский денёк, что лето грядёт в огне и пожарах.
Но горожане по своим приметам жили. И чтобы оправдались они, птиц в Благовещение погожее по всей Москве на волю выпускали. Парни и девки на Воздвиженке, что в Белом городе, собирались гурьбой да, отпуская птиц в поднебесье, песню пели:
Да веселье хорошо, когда забот нету. Но у москвитян нонешней весной не только забот-хлопот полон рот, а ещё и жизнь нужно отлаживать, как телегу перед летней страдой.
— Говорят, что царёва невеста Можайск миновала. Да днями в Москве покажется. А с нею две тыщи поляков, — делился добытыми новостями самый младший из князей Шуйских, Иван. — Ещё иезуитов и всяких других еретиков до тыщи...
— Вот и надо подумать, как державу спасти от рабства поганого, — жёстко сказал князь Василий. — И никто за нас сего не сделает.
Князья возвращались пешком с богослужения, а как вошли на своё подворье, лихой Дмитрий, что был женат на сестре царицы Марии Годуновой, Ирине, кунью шапку с головы сдёрнул да лихо — характер-то огневой, яростный — отбивая дробь кованными сапогами, разорвал тишину:
И пока стояли посреди двора, где близко не могли затаиться никакие уши, князь Василий распорядился братьями:
— Ты, Иван, ноне же возьми дюжину холопей со зброей и поезжай к вечеру следом за Гермогеном. Сильвестр пойдёт с тобой, ему сказано будет. Как догонишь, проси владыко вернуться да близ Москвы в Николо-Архангельском монастыре затаиться. Да стражей Гермогеновых на свою сторону перетяни, денег для чего не пожалей. А разбой над ними не чини.