Книга 2. Тайна русской истории

Кстати, кем и при каких обстоятельствах был уничтожен колокол в 1941 году? Об этом почему-то в изданиях [294], [422], [943], [688] не говорится ни слова. Что стало с другими осколками колокола (один выставлен в музее)? Молчание. В 1999 году, когда мы посетили монастырь, рядом со старой звонницей лежал лишь обломок языка Звенигородского колокола, рис. 1.71. На нем никаких старых надписей нет. Стоит отметить, что во время войны Звенигород не был захвачен немецкими войсками [422], с. 187. Известно также, что ни один фашистский снаряд не упал на Саввино-Сторожевский монастырь, на звоннице которого находился Звенигородский колокол вплоть до 1941 года [422], с. 187. См. рис. 1.72. Так что в данном случае не фашисты уничтожили эту бесценную реликвию русской истории. Далее. «В годы Великой Отечественной войны в Саввино-Сторожевском монастыре размещалась воинская часть» [422], с. 190. Но вряд ли наши военные ответственны за гибель огромного 35-тонного колокола. Надо полагать, в годы войны им было не до колоколов, поскольку орудия в наше время изготовляют из стали, а не из старой колокольной меди.

Рис. 1.71. Обломок языка Звенигородского колокола, выставленный сегодня рядом со звонницей Саввино-Сторожевского монастыря. Фотография сделана авторами в мае 1999 года

Рис. 1.72. Звонница Саввино-Сторожевского монастыря в 1999 году. Видна большая пустая ниша (с окном на задней стене), где до 1941 года висел огромный Звенигородский колокол. Фотография сделана авторами в мае 1999 года

В книге «Древний Звенигород» [581] предлагается следующая версия гибели Звенигородского колокола: «Колокол пытались снять в 1941 году при подходе фашистских войск, но неудачно, и он разбился (в Звенигородском музее сохранились лишь его фрагменты)» [581], с. 186. Хорошо. Допустим, что историки или археологи действительно хотели вывезти ценный колокол в безопасное место, дабы сберечь его. Но случайно разбили. Что следовало бы сделать в таком случае? Скорее всего, неуклюжие рабочие должны были бы, по приказу заботливых историков, руководивших операцией, бережно подобрать с земли все обломки, погрузить их в грузовики, — надо полагать, специально выделенные для этой цели, — и вывезти на хранение. Но тогда почему же все эти обломки после окончания войны не выставили в музее монастыря? Пусть и в искалеченном виде, но колокол можно было бы нам показать. В конце концов, какие-то обломки можно и склеить. Вместо этого нам показывают всего один небольшой осколок колокола, рис. 1.67. А где остальные? Если их сегодня нет, то кто и когда их уничтожил?

Так кто же все-таки расколол колокол? Случайно ли, что как только сложились «подходящие обстоятельства», — война, разруха и т. п., — как тут же знаменитый колокол погиб? Сбросили со звонницы? Кто? Не те ли, кто давно мечтал уничтожить яркий след русской старины, упорно не желавший вписываться в скалигеровско-романовскую историю? Воспользовались «удобным случаем», чтобы навсегда лишить нас очевидца подлинной истории Руси-Орды?

Обратите внимание на еще одну странность, связанную со Звенигородским колоколом, и указанную нам В.Н. Смоляковым. Выше мы привели старый герб города Звенигорода с изображением колокола, рис. 1.70. В книге «Гербы Российской империи» [162], на странице 56, этот герб приведен, и про него сказано, что он Высочайше утвержден в декабре 1781 года. Но тут же рядом в книге [162] показан еще один, более поздний герб города Звенигорода, утвержденный через сто лет, в 1883 году. ОНИ РАЗИТЕЛЬНО ОТЛИЧАЮТСЯ. В описании старого герба 1781 года сказано, что ВЕЛИКИЙ колокол отлит из МЕДИ, и по краю его идет надпись «неизвестными ныне литерами». А на гербе 1883 года, тоже Высочайше утвержденном, никакой «тайной надписи» уже нет. А про сам колокол говорится, будто он серебряный. Мы цитируем: «На лазуревом щите СЕРЕБРЯНЫЙ колокол с золотыми украшениями» [162], с. 56. Ни о каких «неизвестных литерах» уже не упоминается ни единым словом! Спрашивается, почему Романовы в конце XIX века заменили колокол на гербе Звенигорода? При этом убрали с него «нечитаемую» надпись. Вместо меди комментаторы почему-то вдруг заговорили о «серебре».