Книга 3. Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны

Макеев, взявший на себя обязанности председателя, поставил вопрос на открытое голосование. Кандидатура Мишина была принята. Против проголосовал только один Крюков. Макеев, не откладывая, сам написал письмо, адресованное ЦК КПСС, и мы все его подписали. Так появилась «коллективка», которая утром 17 января была у Сербина, в копии у министра и в ВПК у Смирнова.

Наше письмо было неожиданностью для ЦК, Устинова и министра. Спустя некоторое время мы узнали, что до получения письма Устинов договорился с Тюлиным о его назначении на этот ответственный пост. Появление нашего коллективного письма не позволяло реализовать такое назначение.

17 января около 9 часов утра вместе с Бушуевым и Охапкиным мы ехали в Дом союзов.» Нам следовало договориться о свободном пропуске без очереди работников ОКБ-1 и смежных организаций, проверить допуск всех родных, самим попасть в одну из первых смен почетного караула, посоветовать полковнику – распорядителю почетного караула, кого когда выставлять. У каждого из нас были еще всяческие поручения. Но главное – мы хотели подольше побыть с Королевым, пусть мертвым. Видеть его нам было дано последний раз.

По пути к Дому союзов мы были сильно удивлены, увидев чернеющую толпу. Допуск для прощания был объявлен только с 12 часов. Несмотря на это, в 9 часов на морозе уже выстроилась очередь, протянувшаяся до Советской площади. Стоящие в голове очереди могли рассчитывать войти только через три часа. В массе это были люди, ничего не знавшие и не слыхавшие о Королеве до появления вчерашнего некролога. Какая сила, чья воля заставила их многими часами топтаться на морозе, чтобы быстро пройти через Колонный зал мимо гроба и на ходу взглянуть на мертвое лицо ранее совершенно неведомого человека?

За 42 года до этого я вместе с еще тремя мальчишками так же стоял в очереди к Дому союзов. Правда, морозы в те траурные Ленинские дни были куда сильнее. Зато красноармейцы разводили костры и мы поочередно отбегали, чтобы погреться у огня. Люди шли проститься и взглянуть на покойника, который при жизни был вождем, хорошо известным миллионам его сторонников и врагов. Ни тогда, в январе 1924 года, ни в марте 1953 года, когда умер Сталин, никаких разверсток или принуждений для прохождения у гроба не было.

К гробу Сталина шли искренне, считая его величайшим из великих вождей, «отцом родным». Никто не принуждал людей рисковать жизнью в страшнейшей давке. Это было свободное поклонение вождям. К гробу Курчатова тоже шли многие тысячи людей потому, что при жизни он был уже известен и знаменит. Советские люди были защищены его трудами от «коварных» американцев. Все знали, что он «отец» наших атомных и водородных бомб. К тому же Курчатов всему миру обещал в ближайшее время дать неограниченное количество почти даровой энергии с помощью управляемой термоядерной реакции. Это был великий советский ученый, и каждый патриот советской науки и техники считал своим личным долгом проститься с легендарной «бородой». О Курчатове миллионы знали задолго до его смерти.

А о Королеве? Ведь никто, кроме нескольких тысяч человек, которых пропустят в Колонный зал вне очереди, вообще ничего никогда ранее не слышал о Сергее Павловиче Королеве.

Мне кажется, что сотни тысяч человек пришли в понедельник 17 января к гробу Королева и во вторник 18 января к урне с его прахом потому, что наконец-то им открыли частицу правды. Наконец сказали, кому надо воздать должное за величайшую победу человеческой цивилизации. Было общее чувство приобщения к частично раскрытой тайне. Пусть на мертвого, но можно взглянуть. В траурной очереди демонстрировалась космическая общность людей. Было общее горе и общая гордость. Люди с опозданием, но получили возможность воздать должное за великие свершения великому Королеву. Каждый проходивший мимо гроба как бы прикасался к этим историческим свершениям. Может быть, далеко не все со мной согласятся, но я для себя именно так объяснил стремление многих тысяч людей пройти через Колонный зал.

Все главные конструкторы и заместители Королева по два раза отстояли в почетном карауле. Была бы возможность, стали бы в третий раз. Но желающих было слишком много.

В почетном карауле стояли члены Политбюро, министры, маршалы, генералы и адмиралы, академики, работники нашего завода, руководители крупнейших московских промышленных предприятий, делегации Ленинграда, Капустина Яра и Тюратама, Днепропетровска, столиц союзных республик. Удивительно, каким образом московские похоронные службы удовлетворили спрос на венки. Сотни венков и корзин с живыми цветами загромождали все интерьеры Дома союзов.

В 8 часов вечера должны были прекратить доступ в Колонный зал, но очередь еще тянулась по Пушкинской улице. Комиссия по похоронам приняла решение продлить прохождение еще на час.

Мы в последний раз подошли к утопающему в цветах гробу. Лицо покойного было спокойным, умиротворенным.

СП совершил то, что было ему положено на этом свете. И даже сверх того.

Ночью тело Королева было кремировано.