Книга 6. Пожиратель Армий. Часть 2

Могучий медведь размером с БелАЗ, покрытый толстыми пластинами костяной брони, моими стараниями лишился четырёх лап из шести, а затем его морда была превращена в бесформенный кусок перемолотых тканей, хрящей и костей. В процессе мои импровизированные кастеты из Дара превращений ломались трижды, осколки впивались в пальцы и тыльные стороны ладоней, а исчезая после отмены способности, оставляли зияющие дыры.

Шестирукий лавовый великан, едва не убивший меня когда-то, потерял все конечности до единой. Отрывая ему их одну за другой, я чувствовал вкуснейший аромат шашлыка, исходящий от моих собственных рук. Я превратил его в обрубок, колоду с головой, способную лишь вопить и изрыгать проклятья. А затем нанизал на роскошные ветвистые рога огромного, размером с какого-нибудь первобытного диплодока, белоснежного оленя.

Самого оленя я выпотрошил заживо, вывернул живот наизнанку, разбросав всё содержимое на многие метры вокруг. А остатки печени, в которой находился сгусток Дара и которую я сожрал, забил травоядному ублюдку в глотку.

Небольшую, по сравнению с остальными Майигу, размером с легковой автомобиль паучиху, в режиме нон-стоп пропитывавшую воздух вокруг меня ядом, я банально раздавил. Кайф от сопутствующих звуков: сначала громкого и звонкого хруста панциря, а потом смачных склизких шлепков разлетевшихся по сторонам внутренностей — не смогла перебить даже адская боль в ноге, начавшей гнить заживо из-за наполнявшей паучью тушку отравы.

Человекообразному здоровяку с головой быка, мычавшему слишком громко для самого главного слабака в этой компании, я, запихнув руку в пасть, вырвал язык, тут же вгрызшись в него зубами. К сожалению, вкус языка оказался отвратительным. То ли дело было в том, что я ел его сырым, то ли в том, что он принадлежал не настоящей корове, то ли в том, что его хозяин был крысой, нападающей исподтишка и норовящей продырявить меня своими рогами, а крысятина очевидно куда хуже говядины.

Могучего орла, дико надоедавшего тем, что, как и бык, знал только одну атаку: взлетать и пикировать мне на голову с неба, я, плюнув и позволив впиться когтями мне в плечи, поймал за ноги и, как курочку на разделочной доске, разорвал напополам, окатив себя дождём птичьей крови.

Оплетённую множеством деревьев, будто мифический поддерживающий мир монстр, черепаху, я раскрутив, как на карусели, запустил высоко в небо. А когда она вернулась спустя несколько секунд, её уже ждал мой кулак, насквозь пробивший панцирь и перебивший хребет злопамятной суки, не захотевшей смириться с потерей нескольких поглотителей и парочки клановцев.

Ещё одну птицу, на этот раз четырёхкрылую ласточку размером с птеродактиля, каждым взмахом своих крыльев посылавшую в меня ветряные лезвия одно за одним, я поймал в ловушку. Бросился на неё, перекрыв ей возможность взлететь множеством расставленных повсюду в воздухе магических платформ. Довольно слабые перед мощью Майигу, они всё-таки дали мне необходимые доли секунды, чтобы настигнуть ласточку и, врезавшись в неё, буквально разнести на кусочки.

А невероятно длинного и при этом очень тонкого, не больше моей руки, питона, пытавшегося оплести меня и задушить, я просто порвал на конфети, превратив двухсотметровое тело в где-то пятьдесят небольших кусочков.

Десять Майигу из тринадцати были мертвы, и тут бой на несколько секунд прервался, позволив мне немного прийти в себя и оценить обстановку.

Против меня осталась Тхалса, продолжавшая атаковать меня направленными световыми пучками. Остался Дарнак, после первого удара трусливо прятавшийся где-то неподалёку, так ни разу и не вступив в битву, видимо дожидаясь, пока я окончательно не выдохнусь. И остался сильнейший из обладателей Дара силы в стране, Палкас, огромный волк, почти точная копия Лидгарба, за исключением не чёрной, а светло-серой шкуры.

Я, впрочем, получил тоже неслабо. Настолько, что проще, пожалуй, было сказать, что у меня осталось целым, чем перечислять список травм.

Сильнейшие ожоги по всему телу; левая нога, до самого колена потерявшая всякую чувствительность и мясо с которой кажется, уже начало бы просто отваливаться, если бы не волчий доспех; израненные, обожжённые, изломанные, исколотые и искусанные руки; грудь в глубочайших, до самых рёбер, порезах от магии ветра ласточки Болргола, которую мне пришлось просто принять, чтобы достать быстрого крылатого ублюдка; сломанные ключицы и в принципе вырванные из плеч здоровенные куски мяса; сильнейшее отравление, с которым активированный на полную мощь приказ исцеления даже близко не справлялся; а самое неприятное — правый глаз, полностью переставший видеть, и тут ещё было неизвестно, вернётся ли зрение в принципе.

При этом с моей маной тоже творился полный хаос. Пожирая без разбору всё, до чего я только мог дотянуться как в прямом, так и в переносном смысле я, кажется, заработал энергетическое несварение.

Я всё ещё мог через силу перемещать по телу ману, как собственную, остатки её, так и ту, что я поглощал. Но с каждой секундой это становилось не только труднее, но и болезненнее.