Книга Бекерсона

Поручение было отправлено ему как бы мимоходом. Он, Левинсон, сидел в рыбном ресторане, в который иногда наведывался. Ресторан, где было много столиков, представлял собой обширное помещение. Посетителей было много, они быстро сменялись. Там его и подозвали к телефону: …здесь есть такой господин Левинсон?Удивленный, он вышел в коридор, который вел в кухню. Там над узким карнизом на стене висел телефонный аппарат. Как только он начал: да, слушаю, на другом конце провода мужской голос произнес только одно слово:

Кремер!Внезапно охрипшим голосом он ответил: какой там еще Кремер?И еще: кто это?

Словно не понял, о чем идет речь. Однако извне еще раз раздалось: вам понятно, Кремер!После чего абонент повесил трубку.

Так, стоя в узком коридоре перед телефонной раковиной, он получил это сообщение, продолжая прижимать трубку к уху. Из кухни доносились разные запахи. Он спиной ощущал ресторанную суету, совсем рядом с ним торопливые шаги, заметный сквозняк гулял по коридору от носившихся по нему людей. Он расслышал даже реплики недовольства посторонним типом, который вторгся в их профессиональную сферу. Потом до его слуха донесся из зала какой-то невнятный говор, а он, Левинсон, все стоял как громом пораженный, словно в каком-то ином состоянии — будто перенесенный в иное столетие, вдруг подумал он, острейшим образом воспринимая все вокруг.

Он еще очень долго неподвижно стоял в коридоре, чувствуя, как официантки и официанты мелькают у него за спиной с пустыми и полными подносами, все еще прижимая к уху трубку, из которой уже давно ничего не доносилось, кроме какого-то шипения, шуршания или щелканья. Только теперь до него дошло, он все понял, мгновенно воспринял все уже неизменное, но не хотел и не мог осознать случившегося. Поэтому продолжал бессмысленно прижимать телефонную трубку к уху, все еще вслушиваясь, а оттуда доносилось исключительно ритмичное «пи-пи» и больше ничего. Наконец он неохотно повесил трубку на крючок, что означало своего рода окончательный разрыв прежней связи с анонимным абонентом, которая, по-видимому, хоть давно уже не существовала, но лишь теперь этот разрыв получил свое однозначное и окончательное подтверждение.

Потом он без труда отыскал свое место в зале ресторана и некоторое время сидел в глубоком раздумье, уткнувшись взглядом в тарелку: Кремер!Чем дольше он так сидел и размышлял (по правде говоря, с самого начала), тем более определенными и окончательными казались ему былые предчувствия и догадки. Значит, Кремер

. И хотя, признался он самому себе, данная взаимосвязь не оставляла больше абсолютно никаких сомнений, все же его захватил неудержимый (!) поток разных мыслей, ощущений и закипавшего в душе возмущения. Вместе с тем напоминало о себе и нечто иное, этот чудовищный, абсурдный и сбивавший с толку соблазн распоряжаться чьей-то жизнью и смертью.

Вокруг него вроде бы все осталось как было. Многочисленные посетители в упорядоченном беспорядке продолжали сидеть за своими столиками, ели, пили, говорили или молчали в полном соответствии с закономерностями приема пищи, почти как обычно, и ему, испытывавшему определенный налет любви к справедливости, это казалось в порядке вещей. Он подумал буквально следующее: что ж, так оно и есть, вам и положено здесь сидеть и кушать то, что вам подали, это правильно и справедливо… — мир обезумел, а именно потому, что сам он нормален, поскольку остался неизменным и ни на что не реагировал. А сейчас он сидел среди них и принимал решение о судьбе жизни — если не чьей-то, то по крайней мере своей! Он был уверен: кто-то из числа знакомых подкарауливает, наблюдает за ним и даже виделего. Он-то и потребовал выполнить задание, о котором исполнитель и не догадывался, хотя на самом деле очень хорошо был осведомлен о сути задания — значит, тот, кто сейчас, наверное, за ним подглядывает, отслеживал его мимику, движения и действия, знал его и понимал всю подноготную происходящего. Тем не менее он, Левинсон, не стал внимательно рассматривать сидящих в зале, а всего раз обвел их взглядом. В любом случае он ничем себя не выдал, ничем не обратил на себя внимание, демонстрируя самообладание и гордость.