Книга Бекерсона

Итак, этот конверт в один прекрасный день ноября (в день собеседования) оказался на дощатом полу у него дома. Тогда у него не было собственного абонентского ящика, и почтальон был вынужден просовывать корреспонденцию через щель в двери. Поначалу он несколько рассеянно отнесся к этому письму и даже предположил, что, возможно, стал жертвой заблуждения или попался на удочку какого-то рекламного агентства. К нему снова и снова приходили письма от каких-то сомнительных и совершенно незнакомых ему отправителей, раздобывших его адрес скорее всего полулегальным путем. Он не мог себе объяснить, не мог взять в толк, кто и с какой целью предопределил его выбор из массы других, пока как-то ночью, в момент мучительной бессонницы, ему снова не вспомнилось то самое объявление с шифром, тот неповторимый вопрос — а вы свободны? И опрометчиво отправленное письмо, о котором он между тем почти забыл, чтобы не сказать — выбросил из памяти.

С явно учащенным сердцебиением (пульсирующая сонная артерия) он вскочил с пола, достал объявление (к счастью, вместе с копией его заявления), хранившееся на должном месте. Положив объявление рядом с новой бумагой, он долго разглядывал их в лучах настольной лампы. Затем его охватило редкое возбуждение, словно он внезапно ощутил себя частью более широкого, не подвластного ему, зловещего контекста. Он сразу прикинул: предстоит какой-то экзамен-тест на профпригодность (слепой метод), со всякими причудами и немыслимыми вариациями. Он зримо представил (это пришло ему в голову прежде всего), что объявленный экзамен, возможно, будет заключаться в выяснении личности человека, давшего это объявление, и, очевидно, идентичного с ним отправителя только что полученной информации. Так или иначе, в ту ночь ему было уже не суждено заснуть — он пролежал с закрытыми глазами на своей подушке. Он придумывал одно ответное послание за другим, подыскивая самые элегантные выражения, которые наутро полностью выветрились из его памяти. В то утро он рано был на ногах и ровно в девять, час открытия государственной и университетской библиотеки Карла Осецкого, уже входил в читальный зал, чтобы проверить так называемый швейцарский адрес.

Все происходило в то самое время, когда по поручению еженедельного приложения он собирался засесть за статью о паразитах, то есть о живых существах, отбиравших пищу, предназначавшуюся другим живым существам. Как говорилось в большом толковом словаре Мейера, будучи para-sitos, то есть присутствуя на торжественной трапезе в роли льстецов и панегиристов, они поглощали пищу, предназначавшуюся другим приглашенным. Сам феномен, точнее сказать его происхождение, был теснейшим образом связан с возникновением видов и жизни в целом, а его проявление имело столь широкое распространение, что жизнь без паразитов казалась просто немыслимой. Причем живые существа, именуемые паразитами, все эти гады

, как воспринималось данное определение, видимо, не заслуживали подобной классификации или же все мы, собравшиеся на этой трапезе жизни, в конечном итоге сами оказывались не намного лучше. Однако такая однозначная мотивация, попахивавшая апологетикой паразитарных тварей, которыми он собирался фундаментально заняться в своей работе, впрочем, как и прежде, в связи с часовыми механизмами, с самого начала была обречена на провал, поскольку никто у нас

, как впоследствии говорили в редакции, не испытывает желания вникать в такого рода тонкости.

Затем он, Левинсон, глубоко задумался над тем, что в случае продолжения этих изысков никто больше не поручит ему заниматься какой-либо темой, что однозначно закончилось бы его профессиональным фиаско. Прежде чем снова вернуться к событиям, которые имели место несколько лет тому назад, ему хотелось лишь кратко отметить: его ошибка, как это нередко случалось в жизни, заключалась в том, что он вновь и вновь чересчур серьезно воспринимал свои мысли и свои открытия и, стало быть, собственную персону, завышая их значимость, что, как он уже давно понял, неотвратимо заканчивалась крахом. С другой стороны, в обсуждаемых здесь событиях он видел нечто вроде поворотного момента в своей жизни. В любом случае для него все это не было лишено логики, поэтому он восхищался прозорливостью тех, кто выбрал его из круга претендентов.