Процедура скрепления договора, на мой взгляд, со всей очевидностью демонстрирует культурно-этнические различия между сторонами. Инициаторы союза, латиняне, клянутся на своей крови, смешанной с вином. Подобный способ клятвы, заключающийся в символическом установлении родства между партнерами, известен очень многим народам, в первую очередь, индоевропейским: достаточно вспомнить скифский обычай побратимства, который, как считают исследователи, практиковался, в частности, при соглашениях: «Клятвенный договор с тем, с кем они его заключают, скифы совершают следующим образом: они наливают в большой глиняный килик вино, смешивая его с кровью тех, кто произносит взаимные клятвы, и, уколов шилом, или сделав небольшой разрез на теле ножом, затем погружают в килик акинак, стрелы, двойную секиру и дротик. Сделав это они молятся и затем выпивают [вино] — и сами, те, кто приносит клятвы, и самые достойные из сопровождающих»[918]
. Что же касается ритуального убийства собаки, то оно, как пишет П. Голдин в разделе своей статьи, посвященном роли этого животного, а также волка, в религиозных воззрениях и культах кипчаков, представляло собой традиционный половецкий способ клясться. Аналогичный эпизод имел место, например, при свадебной церемонии куманской «княжны» и Иштвана V (умер в 1272 г.), сына и соправителя венгерского короля Белы IV (1235–1270 гг.), чей брак заключался с целью использовать половцев в качестве буфера от монгольской угрозы. Представители куманской знати клялись «на собаке, которую по их обычаю разрубили мечом надвое», что будут верными защитниками Венгрии и венгерского короля. По сведениям византийских источников, такой же обычай был у балканских болгар и у венгров в дохристианскую эпоху. Его корни уходят в глубокую древность и могут быть обнаружены в Библии и у народов Ближнего Востока. Например, македонская армия перед тем, как начать сезон походов, в очистительных целях проходила маршем между двумя половинами принесенной в жертву собаки[919]. Согласно Жуанвилю, каждая из сторон подтверждает верность взятым на себя договорным обязательствам как в соответствии со своим собственным обычаем, так и по обычаю партнера. По-видимому, участники ритуала полагали, что это должно усилить действенность клятвы.§ 497. Еще он рассказал нам о великой диковинке, которую увидел во время пребывания в их войске: когда помер один знатный [куманский] рыцарь, ему вырыли в земле огромную и широкую яму…
Конечно, выражение «огромная и широкая яма» может отчасти передавать удивление Филиппа де Туей по поводу несколько больших размеров этой могилы в сравнении с известными ему христианскими захоронениями. Но все же погребальная конструкция, предназначавшаяся для знатного половца, которого, вероятно, снабдили немалым количеством вещей, его живого слуги и живой лошади, должна была быть достаточно просторной. И действительно, некоторые могилы половецкой знати довольно велики. Так, яма с заплечиками из Чингульского кургана второй трети XIII в. (Запорожье), в которой, по-видимому, был похоронен один из половецких ханов (Тигак?), по верху имела размеры 4,35 х 2,1 м и глубину 5 м[920]
.…и, преблагородно украшенного, усадили его на стул…
Эту фразу можно было бы истолковать и так, что знатного кумана похоронили на стуле в сидячем положении, поскольку далее не сказано, что перед тем, как опустить в яму, его сняли со стула. Однако сидящие погребения практически не отмечены археологами у тюркоязычных кочевников Евразии эпохи средневековья. О чем же в таком случае поведал своему королю Филипп де Туей?