Книга бытия

— Ну, чертовка не чертовка, а что-то ведьминское в тебе есть. Разве это не ты недавно плясала на Лысой горе? Ах нет, то было на горе Брокен в прошлую Вальпургиеву ночь. — Крихацкий нежно погладил ее по голове. Судя по всему, он очень любил свою младшую дочь.

— Папа, ты сам всегда говоришь, что я похожа на тебя… — скромно сказала Людмила.

Она искоса посмотрела на меня: интересовалась, какое произвела впечатление. Я сухо поклонился и ушел. Она меня не особо впечатлила. Девушка как девушка, невысокая, миловидная, похоже, острая на язычок. Влюбляться я не собирался, шипы ее характера меня мало трогали. А знания у нее были неплохие — это успокаивало: после уроков с сыном хозяина букинистической лавчонки я побаивался обучать дундуков.

Так начались наши занятия. Три раза в неделю я приходил к Крихацким, спрашивал домашние задания, давал новые, объяснял малопонятное. Люся была хорошей ученицей — внимательной и понятливой. И она отлично слушала — очень серьезно и вдумчиво. Мне нравилось, что меня не перебивают и не отвлекаются.

Иногда появлялся отец, интересовался, как идут дела, что-нибудь говорил — больше цитатами (он был учителем литературы). Тогда Людмила преображалась: шутила и хохотала, реплики ее становились разящими и мгновенными. Откидывая голову, она смеялась — и ей невозможно было не ответить, так это было великолепно.

Ей, похоже, нравились наши занятия. Мы условились, что каждое из них должно длиться полтора часа — но вскоре стали задерживаться на два и больше. Обычно нас разгоняла ее мама. Она всегда говорила одно и то же:

— Ну, хватит вам, хватит! Людмила, нехорошо так эксплуатировать Сережу. Оставьте что-нибудь на следующий урок.

Но однажды она сказала иначе.

— Люся, посмотри в окно! Золотая же осень, а вы корпите в полутемной комнате. Хоть бы в парке погуляли…

— Я бы погуляла, да Сережа не приглашает, — мгновенно парировала Людмила (сначала она называла меня Сергеем Александровичем, но я быстро пресек такое пижонство).

— Если дело за моим приглашением, то вот оно — кладу к вашим ногам, — весело откликнулся я.

Людмила побежала переодеваться. На улице она сказала:

— Хочу побольше зелени. Куда пойдем?

— Предлагаю два места. Дюковский сад — он ближе. Ланжерон или Отрада — они дальше, но там лучше.

— Пойдем в Отраду. Там море.

До Отрады, одного из лучших пляжей, было далеко — солнце уже садилось, когда мы вышли к морю. Людмила уселась на прибрежную скалу (здесь их было много) и радостно засмеялась.

— Как хорошо пахнет море, Сережа! Спасибо за прогулку. А что будем делать? Я не захватила купальник — купаться не могу. Давайте побегаем, хорошо?

Бегать я любил и умел. Она соскочила со скалы и умчалась, но я догнал ее через десяток шагов и схватил за плечо — она вывернулась и побежала назад. Так мы сделали несколько пробежек.

Потом она сказала:

— Отдохнем немного и снова побегаем.

Я покорно опустился на камень. Людмила засмеялась и полезла на откос, нависавший над пляжем. Я хотел было броситься за ней, но она повернулась и предостерегающе закричала:

— Берегитесь! — А затем ринулась на меня с высоты.

Я успел схватить ее, но не устоял на месте — и по инерции закрутился. Она хохотала, обхватив меня за шею и поджав ноги, чтобы не удариться о камни.

— Как неосторожно! — сказал я, отдышавшись. — Вы могли разбиться, если бы я вас не схватил.

— Но вы же схватили! — лукаво сказала Людмила. — Впрочем, по-моему, вы очень испугались. Тогда жалею, что причинила вам неприятности.

Я попытался сохранить достоинство.

— Я действительно испугался — и даже очень. Но не за себя, а за вас.

Она снова захохотала, схватила меня за руку и потянула за собой. Мы носились вдоль берега моря. Когда у обоих не осталось дыхания, она опустилась на траву.

— Сердце бьется как барабан! — пожаловалась она. — Никогда не думала, что могу так отчаянно бегать.

Я отозвался веселыми куплетами (в них какой-то одесский грек оплакивал смерть своего брата):

Залко, залко брата Яни,Залко, не поверись вы.

Сердце бьет, как бурумбани,Ходись я без головы.

Мы перекидывались репликами, прижимались друг к другу плечами. Темнело, с запада примчался ветер — он змеился вдоль берега, вздымая песок и косоворотя белые барашки волн. Оттуда же, с заката, поползли, густея, тучи. Людмила вскочила, снова схватив меня за руку.

— Мы попадем под ливень. Скорее домой, Сережа!

Мы успели подняться наверх до того, как хлынуло.

Но за пустырем (он многозначительно именовался Куликовым полем), у трамвайной остановки, на нас обрушились хляби небесные. Дождь был скорый и обильный, но недолгий. Мы укрылись в парадном какого-то дома. Было темно, редкие фонари не рассеивали черноты. Во тьме шумел поток, мчавшийся по улице.

Ливень закончился так же внезапно, как и начался. Мы выглянули из парадного. Тротуары были пусты, на мостовой гремела вода. Нам нужно было перейти на другую сторону. Людмила сказала:

— Подождите, Сережа, я сниму туфли.