Книга бытия

— Теперь понятно. Что тебе сказать, Сережа? От всей души поздравляю, желаю долгого счастья. Пойдем, нам не надо здесь оставаться, — сказала она сестре.

— Подожди, Люся, мне хочется кое-что узнать, — ответила та. — Сережа, раз вы женаты, это уже не имеет значения, но все же… Вы обещали ждать до апреля, мы вам поверили. Нам показалось, что вы все поняли.

Мне нестерпимо захотелось оправдаться.

— Я понял, что меня выгоняют. Мне показали на дверь, чтобы сохранить в доме покой.

Людмила ничего не сказала, а сестра возмутилась. У нее запылали щеки.

— Вы глупец, Сережа! Не покой, а Люсину жизнь! Семен замахнулся на Люсю ножом — папа едва успел его перехватить. Семен кричал: он убьет ее, но не допустит, чтобы вы были вместе. Это было за день до вашего прихода. Вот тогда мы все (Семенов отец тоже) решили, что вас нужно разлучить, пока его не возьмут в армию.

Я с упреком обратился к Людмиле:

— Ты же утверждала, что сказала всю правду… Вместо нее опять ответила сестра:

— Вам нельзя было этого говорить! Вы придумывали всякие бешеные варианты. Мы побоялись, что вы кинетесь мстить. Проще всего было попросить не приходить к нам какое-то время. Семен тоже обещал исчезнуть, если вы перестанете встречаться.

— Расскажи хоть теперь, как все произошло, — попросил я Людмилу. Она заколебалась — и я горько добавил: — Надеюсь, ты понимаешь: сейчас это безопасно. При живой жене я не побегу мстить за прежнюю подругу.

— Ну, как произошло? — Она с трудом подбирала слова. — Обыкновенно… Он пришел к нам домой, я причесывалась перед зеркалом и что-то напевала. Он очень зло спросил: «Веселишься, значит?» — «Почему бы не веселиться, день хороший». — «И день хороший, и твой Сергей скоро придет». — «И мой Сергей скоро придет», — сказала я. Тогда он выхватил нож. Хорошо, что папа в это время проходил через комнату, он успел заломить его руку, но ножа так и не вырвал. Вот как это было. А на другой день пришел ты. — Она снова обратилась к сестре: — Пойдем, мне хочется домой.

— Проводите нас, Сережа, — сказала сестра. — По дороге еще немного поговорим.

День был морозный, под ногами скрипел снег. Мы шли молча. Нам нужно было сказать слишком многое — а это было невозможно. У двери мы с Людмилой остановились. Сестра убежавшая вперед (проверить, как ребенок), выглянула из комнаты.

— Сережа, зайдите на минутку. Родители хотят убедиться, что вы живы.

Я понимал, что этого не нужно делать, — но все-таки вошел. Крихацкие сдержанно поздравили меня. Разговор не клеился. Я помолчал, потом попрощался. Людмила подала мне вялую руку, сказала не глядя: «Прощай, Сережа!» Сестра, побежавшая закрывать за мной дверь, прошептала:

— Можете мне верить — от души желаю вам счастья. А поступили вы глупо, все могло повернуться по-другому. Бог вам судья, Сережа!

По дороге домой я издевался над собой, переиначивая в уме знаменитое изречение Зощенко — теперь оно вполне подходило и ко мне: «Горе молодого счастливого мужа не поддавалось описанию». [67]

Спустя пять или шесть лет я увидел Людмилу еще раз. Она шла с двумя хорошенькими, нарядными девочками мал мала меньше — и радостно поздоровалась со мной. Я тоже обрадовался.

— Твои? — показал я на малолеток.

— Конечно. — Она лукаво, как прежде, улыбнулась. — Не жалеешь, что не твои? А могли бы…

— Не уверен, что тогда они были бы такими хорошенькими. Я рад за тебя.

— Я тоже за себя рада. Что ты так смотришь? Раньше ты не засматривался на меня.

— Раньше я боялся — это слишком действовало. А сейчас просто любуюсь. Ты очень похорошела.

— Спасибо за комплимент. Почему не спрашиваешь о Семене?

— А что я должен о нем узнать?

— Только то, что его нет. Я не видела его с того года, как мы расстались. Даже не знаю, жив ли.

Мы еще поболтали и разошлись. Больше никого из Крихацких я не встречал.

3

Много важного произошло со мной летом и осенью 1929 года. У меня вдруг появилась возможность переквалифицироваться из физика в астрономы. После лекции по теории определителей (я очень любил этот раздел математики) меня подозвал Иван Юрьевич Тимченко.

— Ко мне обратился директор нашей астрономической лаборатории Александр Яковлевич Орлов. Ему нужен хороший стажер из молодых математиков. Я посылаю ему на выбор троих — вас, Дьякова и Капрова.

Об Анатолии Дьякове я уже говорил — повторю самое важное. Усатый, подвижный, говорливый, он давно занимался астрономическими наблюдениями — сперва в областной школьной обсерватории на Нежинской (или Новосельской?) улице, потом в любительской взрослой (она размещалась впритык к государственной). Для него не существовало иной дороги. Он не просто любил астрономию — он жил ею. Судьба его (впрочем, как и у многих из нас) была очень неровной и путаной, успехи чередовались с провалами. В конце концов в глубине Сибири, в Горной Шории, Дьяков создал свою собственную обсерваторию — и начал предсказывать погоду для всего мира. Он стал очень известным.