Книга бытия

— Но ведь это то самое, что утверждает Кант! — возразил Оскар. — Напомню вам, что, по его теории, противоречие возникает тогда, когда категории абсолютного применяются к миру вещей. А ведь абсолютное и бесконечное, по существу, равнозначны. Сужу по логике, а не по математике, как вы.

Я возражал, он приводил контрвозражения. Я называл одну книгу — он немедленно вспоминал другую. Мы спорили — и убеждались, что едины: по образованию, по интересам, даже по прочитанному. Еще ни разу я не встречал человека, мысли и знания которого так полно совпадали с моими. Разница была, возможно, только в том, что меня влекло к абстрактной философии (правда, с уклоном в естественнонаучную, или — по-старому — натурфилософскую, интерпретацию), а его больше привлекали исторические философские концепции.

— Меня занимает политика, — сказал Оскар. — Не практическая — ее оставим на потребу туповатых наших вождей. Политика как философия общественного развития — вот чему я хотел бы себя посвятить.

— Я тоже был политиком — в пионерские годы, — сказал я со смехом. — Даже послал письмо Буденному и предложил немедленно завоевать Румынию, чтобы ликвидировать там боярско-помещичье правление. Семен Михайлович поблагодарил меня за совет, но почему-то отказался его выполнить. А вы никому из вождей не писали?

— Я написал письмо Троцкому. Меня не хотели брать в пионерский отряд, потому что я сын зубного врача. Лев Давидович прислал в райком комсомола очень теплую личную рекомендацию — и меня с триумфом приняли в пионеры. Послание Троцкого долго висело в райкоме, потом его сняли.

— И письмо Буденного тоже украшало райкомовскую стенку. Но я вскоре забыл о нем.

— Я не могу забыть о письме Льва Давидовича, — хмуро сказал Оскар. — Хотел — но не дают. Теперь это самое одиозное имя. У меня были сложности при вступлении в комсомол — из-за «переписки с Троцким», так это формулировали.

— А меня вообще не удостоили приема! Ничего, как-нибудь перебедую. Чем вы интересуетесь в политической философии, Оскар?

— Сейчас — грядущими социалистическими революциями.

— Чисто коминтерновская проблема — коренные перевороты в Китае, в Индии…

Он презрительно скривился.

— Коминтерновские революции оставим Коминтерну. Все они спровоцированы извне. Практика дурного политического пошиба! Нет, меня интересуют только спонтанно возникающие потрясения, те взрывы, которые назревают изнутри.

— Пока ни одной такой революции не предвидится — я имею в виду Европу.

— Ошибаетесь! Именно в Европе назревают большие перемены.

— Сколько я понимаю, вы говорите о Германии? Там, конечно, сильное рабочее движение. Тельман [71]с Торглером [72]такую агитацию развили… Но ведь и противодействуют мощные силы — социал-демократия, центристы, теперь еще нацисты Гитлера и Штрассера.

[73]Одну пролетарскую революцию в Германии уже профукали — нет гарантии, что это снова не случится.

— Меньше всего я имею в виду Германию. Революция должна произойти в Испании!

Я удивился. На испанском троне сидел король Альфонс, от его имени диктаторствовал генерал Примо де Ривера, а коммунистическая партия была много слабей, чем в других странах Европы. Скорей бы я вспомнил об Англии — здесь недавно была общая забастовка горняков, чуть не превратившаяся в восстание.

— Помяните мое слово: Испания чревата взрывом, — продолжал Оскар. — Она скоро родит революцию — и мир ужаснется ее мощи. Я давно изучаю эту страну. Она непохожа на другие государства. Европейские революции были организованы: сперва появлялись вожди, затем инициировалось восстание. Кромвель в Англии, Мирабо, Робеспьер и Бонапарт во Франции, Ленин и Троцкий у нас… В Испании все произойдет наоборот. Там социальную почву разнесет подземный взрыв, наружу вырвется лава — и ее оседлают те, которые окажутся поблизости. У нас великие головы создавали под себя революцию, у них переворот напялит на себя подвернувшиеся личины.

— По-моему, это не очень соответствует марксистской теории о роли личности в истории, — улыбнулся я.

— История не всегда строится по Плеханову, — возразил он. — Чаще она идет по Гегелю. Помнится, товарищ Сталин в 17-м говорил: «Есть марксизм догматический — и есть творческий». Очень неплохо сказано!

— Сталин, однако, не предсказывает потрясений в Испании.

— Он не всеведущ. Я буду создавать свою философию революции.

— Вы ее уже пишете? — спросил я с уважением. Меня покорила оригинальность проблемы: философское обоснование коренных переворотов.

— Собираюсь. Это должна быть большая статья. Я отправлю ее в журнал «Под знаменем марксизма».

…В отличие от меня, Оскар не слишком усердствовал за письменным столом. Прошло больше года, прежде чем он засел за прогноз. И все же успел рассказать об испанской революции за несколько месяцев до того, как она произошла. Впрочем, об этом никто не узнал: в журнал он свой трактат так и не отправил.