Книга чудес, или Несколько маловероятных историй

Он полюбил не очень молодую и не очень красивую учительницу ботаники, девушку чрезвычайно строгих нравственных правил, которая никогда не была замужем, потому что ей казалось, что все ее поклонники смотрели на нее только как на женщину, а не как на учительницу ботаники. Это чрезвычайно оскорбляло ее строгую нравственность, и она отвергала поклонника за поклонником до тех пор, пока все стали смотреть на нее только как на учительницу ботаники, и тогда уж ей не пришлось больше никого отвергать.

Осел полюбил ее той возвышенной и одухотворенной любовью, на какую не способно ни одно животное.

Днем он шел к школе и молча стоял под окнами, понурив морду, и слушал, как учительница объясняет детям, что такое тычинки и пестики.

Когда она возвращалась из школы, он поджидал ее за каким-нибудь углом и клал к ее ногам полуразжеванные пучки цветов, которые он приносил с гор для ее гербария. А вечером, когда луна освещала стройные кипарисы, цикады пели в кустах, а влюбленные прижимались друг к другу, — на высоких скалах появлялся тоскующий осел. Морской ветер заламывал поля его шляпы и раздувал макинтош. Он бродил один с отчаянным видом, иногда останавливаясь над бездной и размышляя, не броситься ли ему в морскую пучину, но в пучину он не бросался, а только ревел таким трагическим голосом, что цикады смолкали, потрясенные силой его страсти.

А умный Миша, сидя в саду, говорил девушкам:

— Вы слышите? Какое благородство чувства! Какая тонкость переживаний! Ну, кто скажет, что это осел?

Но девушки не слушали его. Они бежали к морю. Влюбленные размыкали объятия. Они кричали:

— Где тут, где тут влюбленный осел? Бежим скорее, бежим поглядеть на ослиные нежности!

И утром умный Миша увел осла в горы.

Он сел на камень, подпер рукой щеку и стал думать.

А осел, в очках, макинтоше и шляпе, щипал траву.

— Не унывай и не отчаивайся, дружище! — сказал умный Миша. — Я не такой дурак, чтобы думать, что преобразование природы дело легкое. Нет, я отлично понимаю, что оно требует терпения и упорства. По-видимому, — сказал он, кусая ногти, — чтобы осел стал человеком, ему недостаточно носить человеческую одежду и познать человеческие чувства. Дело, наверное, в должности. Может быть, попробовать устроить тебя завхозом в какой-нибудь санаторий?..

И возможно, что умный Миша устроил бы осла завхозом в какой-нибудь санаторий, но как раз в это время кончился срок его путевки, и умный Миша уехал домой, в наши края, где, как известно, ослов нет.

И он увез с собой свои штаны, очки и шляпу.

А осел остался.

Он и сейчас служит в доме отдыха.

Возит воду.

Он опять стал серым, ушастым и симпатичным.

Он щиплет траву, помахивает хвостом и шевелит ушами.

И все относятся к ослу очень хорошо.

Старый юноша

Когда-то профессор Мойкин тоже был молодым, как это ни странно. Когда-то ему тоже было восемнадцать лет. У него тогда еще не было морщин, ревматизма и одышки. У него были румяные щеки, спелые губы и звонкий смех. И сколько он ни смачивал свою макушку водой или одеколоном, волосы всегда там торчали забавным русым хохолком.

В то время его еще называли Федей Мойкиным, но уже тогда он был очень рассудительным.

Вот в этом-то всё и дело.

Он всегда был рассудительным, с самого юного возраста, так что один раз ему даже поручили сделать доклад на тему: «Рассудок и его значение для молодого человека нашего времени». И все мы после этого доклада стали такими рассудительными, что когда нам хотелось мороженого, то мы сдерживали в себе это безрассудное желание и покупали витамин С или рыбий жир. А когда нам хотелось заговорить с какими-нибудь незнакомыми девушками, то мы сдерживали в себе и это безрассудное желание и заговаривали только с уже знакомыми девушками.

Но нашей рассудительности хватало всего на несколько дней, а потом мы снова предавались безрассудным юношеским порывам: покупали мороженое и знакомились с незнакомыми девушками.

И Федя Мойкин вместе с нами: потому что, несмотря на всю его рассудительность, молодость брала свое.

Но у Феди Мойкина была учительница. Она была старая и строгая. Никогда в жизни у нее не было ни мужа, ни друга, ни брата, ни сына, ни дочери, ни внука, ни дяди, ни тети, а были у нее только ученики.

И Федя Мойкин был ее любимым учеником.

— Ты, мой друг Мойкин, обладаешь выдающейся рассудительностью, — говорила она. — Ты, мой друг Мойкин, обязательно должен стать профессором, — говорила она. — Но для этого надо жить не так, как живут шалопаи и ветреники, а нужно учиться с утра до вечера, ничем не отвлекаясь и не теряя ни одной минуты на праздные забавы.

А Феде Мойкину очень хотелось стать профессором. Он решил последовать ее совету и учиться с утра до вечера, ничем не отвлекаясь и не теряя ни одной минуты на праздные забавы.

И он, конечно, выполнил бы это разумное намерение, если бы ему ничто не мешало.

Но ему мешала его молодость. Она очень ему мешала.