Книга Длинного Солнца

Вначале он назвал Кровь сэром, а потом сыном моим, и сам не осознал перемены. Но почему? Сэр, потому, конечно, что Кровь ехал на поплавке; только самые богатые люди могут позволить себе личный поплавок. Потом сын мой. «Тогда старый дурень мертв, а?.. Какая нам на хрен разница, патера?.. Очень мило с его стороны». Кровь почти открыто презирал богов и говорил такими словами и фразами, которые плохо сочетаются с поплавком; он говорил лучше — намного лучше, — чем большинство людей четверти, но не как привилегированный и благовоспитанный человек, которого Шелк ожидал встретить в частном поплавке.

Он пожал плечами и достал из кармана три карты.

Существует немалая вероятность того, что карта (и еще скорее бит) будет фальшивой. Шелк даже допускал возможность того, что состоятельно выглядящий человек в поплавке — этот старик Кровь — специально держит фальшивые карты в кармане, как раз для такого случая. Тем не менее все три казались совершенно настоящими, прямоугольники с острой кромкой, два дюйма на три, их сложные золотые лабиринты были покрыты каким-то замечательным, практически неразрушимым материалом, однако почти невидимым. Говорили, что если два таких замысловатых золотых узора совпадают, по меньшей мере один из них фальшивый. Шелк остановился, сравнил их, потом тряхнул головой и опять быстро пошел к рынку. Если эти карты достаточно хороши, чтобы обмануть продавцов животных, остальное не имеет значения, хотя он будет вором, последователем Мрачного Тартара, старшего сына Паса, ужасного бога темноты и воров.

* * *

Майтера Мрамор сидела у задней стены своего класса, наблюдая за детьми. Было время, давным-давно, когда она могла бы стоять; было и время, когда ее ученики работали на клавиатурах, а не на грифельных досках. Сегодня, сейчас — какой же сейчас год… Какой же…

Ее хронологическая функция не вызывалась; она попыталась вспомнить, когда это случалось раньше.

Майтера Мрамор могла, если бы захотела, вызвать список неработающих или неисправных компонентов, хотя вот уже пять или пятьдесят лет не вызывала его. Что толку? Почему она — почему любая другая — должна делать себя более несчастной, чем боги решили сделать ее? Разве боги и так недостаточно жестоки? Вот уже много лет, декад, дней и апатичных, наполовину остановившихся часов они остаются глухи к ее молитвам. Пас, Великий Пас, бог механизмов, как и всего остального. Возможно, он слишком занят, чтобы замечать ее.

Она представила себе, как он стоит в мантейоне, высокий, как талос[17], его гладкие члены вырезаны из какого-нибудь белого камня, более мелкозернистого, чем коркамень; у него серьезные невидящие глаза и благородные брови. «Пас, сжалься надо мной, — взмолилась она, — смертной девушкой, которая сейчас взывает к тебе, но вскоре навсегда остановится

».

С каждым годом ее правая нога болит все больше и больше, и временами кажется, что, даже когда она сидит так тихо…

Мальчик девочке:

— Она спит!

…когда она сидит так тихо, как сейчас, наблюдая, как дети вычитают девятнадцать из двадцати девяти и получают девять, как добавляют семь к семнадцати и получают двадцать три, — когда она сидит так тихо, как сейчас, ее зрение больше не такое острое, как было Тогда, хотя она все еще может видеть заблудившиеся меловые цифры на их досках, когда дети пишут крупным почерком, а все дети их возраста пишут крупным почерком, хотя их глаза лучше, чем ее собственные.

Кажется, что она всегда находится в точке перегрева или, в любом случае, в палящем зное. Пас, Великий Пас, Бог Неба, Солнца и Шторма, пошли снег! Пошли холодный ветер!

Это бесконечное лето, без снега, без осенних дождей, когда пора для них уже почти прошла, на носу время для снега, но снега нет. Жара, пыль и пустые желтые облака. О чем думает Пас, Лорд Пас, Муж Подательницы Зерна Ехидны и Отец Семи?

Девочка:

— Смотри — она спит!

Другая:

— Не думаю, что они спят.

Стук в выходящую на Солнечную улицу дверь палестры.

— Я открою, — голос Асфодели.

— Нет, я! — А это Медоед.

Ароматные белые цветы и острые белые зубы. Майтера Мрамор задумалась об именах. Цветы — или по меньшей мере какие-то растения — для биодевушек; животные или продукты из животных — для биоюношей. Металлы или камни — для нас.

Оба вместе:

— Дай мне!

Ее старое имя было —

Ее старое имя было…

Треск, стул упал. Майтера Мрамор скованно встала, держась одной рукой за подоконник.

— Немедленно прекратите!

Она могла бы, если бы захотела, вызвать список неработающих или неисправных компонентов. Она не делала этого почти столетие; но время от времени, чаще всего, когда киновия[18] находилась на ночьстороне длинного солнца, список сам всплывал в ее голове.

— Падуба! Разними этих двоих, пока я не потеряла терпение.

Майтера Мрамор могла вспомнить короткое солнце, диск оранжевого огня; кажется, главным преимуществом этого старого солнца было то, что его лучи не вызывали никаких незваных списков и меню.