Книга домыслов

Зазвонил телефон. Это был старик, пославший мне журнал, который мне не следовало принимать, а ему отправлять… Если, конечно, не случилось бы чего-нибудь ужасного… То, что все женщины утонули 24 июля, – не совпадение. Слишком много имен для совпадений. Я поднял трубку.

– Саймон! Вы мне не звоните. Как продвигается чтение «Наложений заклятий и проклятий»? Книга вам помогла?

– Да, в каком-то смысле. Увлекательное чтение.

– Да уж, – пробормотал он в ответ. – А ведь я не смог эту книгу продать. Издание чудесное, но излишняя дотошность автора все портит. Ну… Я помню, что просил ее вернуть, но если книга вам действительно нужна, то можете ее себе оставить.

Возможно, именно боль в ноге помогла мне увидеть это в ином свете, но внезапно все прочитанное в «Наложении заклятий и проклятий» и услышанное от Энолы сложилось в ясную картину.

– Мартин! Мне только сейчас кое-что пришло в голову. Что-то плохое случилось с людьми, которым принадлежал журнал. Скорее всего, это было наводнение или еще какое-нибудь стихийное бедствие. – Я провел пальцем по испорченной водой странице. – Это, вероятно, было настолько ужасным, что инфицировало (полагаю, «инфицировало» – подходящее слово) любую вещь, любого человека, пережившего трагедию. Эта книга наверняка попала в жуткий переплет, после чего на ней навсегда остались следы трагедии. Подозреваю, что последствия этой трагедии коснулись и моей семьи. Именно это нас убивает.

Черчварри, помолчав, сказал:

– Я вот о чем сейчас подумал. От книг исходит опасность. Любой текст страдает синдромом непогрешимости. Очень легко и мне, и вам запутаться, воспринять те или иные идеи в качестве непреложных фактов, если нет возможности провести соответствующие изыскания. Мне кажется, мы оба этим немного грешим.

– Двенадцать лет я ничем не занимался, помимо справочно-информационного обслуживания, а значит, имел дело с одними лишь фактами. У меня тут несколько некрологов – маме, бабушке, прабабушке… Я добрался в своих изысканиях до 1816 года. Я собрал достаточно фактов из надежных первоисточников, чтобы призадуматься, если не ради себя, то ради блага сестры.

На заднем плане послышался женский голос. Та самая пресловутая Мари. Черчварри ответил ей, что освободится через минуту. В его голосе чувствовалась теплота, что наводило на мысль: следы этой женщины остаются повсюду – в доме, в магазине, в нем самом. После Алисы осталось несколько песчинок, упавших с ее сандалий у порога. И все…

– Простите меня, – произнес Черчварри. – Я надеялся, что моя затея принесет больше радости. В прошлом, когда я дарил книги незнакомцам, это вызывало у них лишь позитивные эмоции. Я таким образом даже обзавелся парой новых заказчиков. Я надеялся на добрую волю Провидения, но, боюсь, вместо этого открыл ларец Пандоры[11].

И я, против своей воли, ощутил, что расстроил очень хорошего и добродушного человека, который прежде понятия не имел об утопленницах и трагедии Ватсонов.

– У моей семьи мрачное прошлое, – сказал я, – но даже в ларце Пандоры можно отыскать надежду.

Глава 16

Хотя Берлингтон, расположенный близ Нью-Джерси, и был оживленным городком, идеальным местом для пополнения запасов, на хорошие сборы здесь рассчитывать не приходилось.

– Друзья, – произнес Пибоди себе под нос, что-то записывая. – Добропорядочные трезвенники представляют собой большую трудность для любого артиста.

Брови Амоса вопросительно приподнялись.

– Квакеры, мой мальчик. Превосходные люди, когда ведешь с ними торговлю, но праздным искушениям они не поддаются. Как бы мне хотелось, чтобы крепость завязок кошеля не зависела столь сильно от количества выпитого. На этот раз вы с мадам Рыжковой не будете перегружены работой. Возможно, ты найдешь свободную минутку и пообщаешься со своей русалкой.

В своем журнале напротив названия города Пибоди написал: «До войны здесь судили ведьм. Надо будет приглядеть за Амосом».

Прогноз Пибоди оправдался. Впервые за несколько месяцев Амосу нечем было заняться. Впрочем, нашлась другая работа. Надо было запастись съестным, перековать лошадей, заменить воняющую и испачканную в древесном угле одежду на новую. Берлингтон давал такую возможность. Город Амосу понравился. По обе стороны главной улицы тянулись ряды домов. Одни были кирпичными, с заостренными, как в Нью-Касле, крышами, другие – деревянными, с крышами, как у амбаров. А еще в городе была пожарная каланча, издалека похожая на церковь. Множество разных людей сновало по улицам. Чернокожие ходили здесь, где им вздумается. Один негр, как заметил Амос, работал в пекарне. Разгуливая по городу, молодой человек мечтал о маленьком кирпичном домике с кроватью, которая не будет скрипеть на дорожных ухабах, – доме, в котором можно жить вместе с ней.

Амос как раз помогал Мейкселу перетаскивать мешки с провизией, а краешек белой ленты, подарок Эвангелине, высунулся у него из кармана, когда мадам Рыжкова схватила парня за ухо и больно его сжала.

– Ступай за мной! – зло приказала она.