Маклин уселся на пластиковый стул, а слова продолжали звенеть у него в ушах. Он чувствовал себя как непослушный школьник, которого вызвали к директорше. Правда, сравнение несколько хромало, поскольку сидевший на соседнем стуле сержант Данстон вроде бы ни в чем не провинился. Однако и представитель полицейского профсоюза чувствовал себя явно не в своей тарелке – постоянно разминал пальцы, поглядывал на часы, несколько раз открывал рот, будто хотел что-то сказать, и только звучно его захлопывал. А за дверью кабинета суперинтенданта Макинтайр, сейчас плотно закрытой, бушевал спор, звуки голосов накатывали и откатывали, подобно волнам. Слов было не различить, но вот эмоции не вызывали никаких сомнений.
Сержант Данстон вдруг вскочил на ноги, да так стремительно, что Маклин даже не успел осознать, что дверь распахнулась. Он еще не начал вставать сам, а старший инспектор Галлард уже промаршировал наружу и скрылся за углом. Судя по его взбешенному виду, что-то пошло не совсем так, как ожидалось.
– Всё в порядке, Джон, – обратилась к Данстону Макинтайр, опережая его вопрос. – Формального хода этому делу дано не будет.
Маклин увидел, как по лицу сержанта разливается явное облегчение. Не будет формального разбирательства – значит, не придется писать бумагу за бумагой, перекраивать расписания дежурств, вводить в курс дел новоиспеченного детектива-инспектора. Сам он не без удивления обнаружил, что не только обрадован, а отчасти даже и разочарован таким исходом, но это чувство быстро прошло. Кажется, теперь он сможет вернуться к работе. И попытаться-таки выяснить, кто убил Одри Карпентер.
– На пару слов. – Макинтайр указала на дверь кабинета, теперь привычно открытую, и прошла внутрь.
Маклин бросил взгляд на Данстона, кивнул в знак благодарности и сказал, что догонит его в столовой. Потом проследовал за суперинтендантом в ее логово.
– Неплохо будет, если ты не станешь раздражать комиссию по этике в ближайшие… не знаю, лет сто. – Макинтайр села за стол, но Маклину на стул не указала.
Он остался стоять, надеясь, что это означает не слишком долгую лекцию.
– Не знаю, мэм, как вам удалось их уговорить…
– Да пришлось рискнуть собственной шкурой ради тебя, Тони, вот как! Старший инспектор Галлард требовал разжаловать тебя в сержанты и выгнать из детективов. Если честно, то у меня и так работать некому, чтобы я еще могла позволить себе терять опытных сыщиков!
Маклину хватило самообладания, чтобы ничего не сказать насчет, мягко выражаясь, чрезмерных санкций, которые взбрели в голову Галларду, но очевидно, какие-то чувства все же отразились на его физиономии.
– Рэб Галлард и Чарльз Дагвид – старинные приятели еще с полицейской школы. Если бы не это, вероятно, не было бы и некоторых особо нелепых обвинений в твой адрес.
– Мэм, но вы-то хоть не думаете, что я знал об этих наркодилерах? Клянусь…
– Конечно, нет. Но ты в лицо назвал Дагвида придурком. И практически обвинил могущественного гангстера из Глазго в убийстве собственной дочери. – Макинтайр устало улыбнулась. – Галлард вхож в разные кабинеты, вплоть до замначальника шотландской полиции. Будет лучше, если ты не станешь лишний раз лезть ему на глаза. Договорились?
– Я все понял, мэм. – Маклин развернулся, чтобы идти.
– Подожди, Тони, есть кое-что еще.
Он остановился, повернулся обратно. Каждый раз находится что-то еще.
– Да, мэм?
– Сам понимаешь, чем-то я должна была пожертвовать, иначе Галлард настоял бы на официальном разбирательстве. Тогда ты сидел бы дома до тех пор, пока Чарльз не закончит следствие, а мы оба прекрасно знаем, как долго это может продлиться. Так что ты в отпуске до конца следующей недели. Технически ты отстранен от службы на время неформального расследования, но мы проведем это как отпуск по состоянию здоровья, иначе от газетчиков отбою не будет.
Могло быть и хуже. Ворчун так и так регулярно к нему наведывается, чтобы держать в курсе всех текущих следственных дел. Почему бы и не продолжить в том же духе?
– И мне пришлось согласиться, чтобы с тобой побеседовал психиатр.
– Вам пришлось… что?! – Маклин пошатнулся, как будто его ударили. – Почему?
– Из-за стресса, Тони, почему же еще?
– Но я…
– Ты всегда нелегко переносишь это время года. Теперь, когда Андерсон снова во всех новостях, тебе вдвойне тяжело. Не думай, что я не обращаю внимания, сколько времени и когда ты проводишь на службе. Если добавить к этому, что твой дом и все вещи сгорели, тебя трудно винить, даже если ты и допустишь ошибку-другую.
– Но я же…
Макинтайр успокоительно подняла руку.
– Я все прекрасно знаю. Но я уже объяснила – нужно было бросить комиссии по этике хоть какую-то кость. Несколько бесед с психиатром тебе никак не повредят. А то, глядишь, и на пользу пойдут.