Книга И. Са

У невезучего Непала вообще единственное одеяло — положняковое и то отмели. Он был по традиции обмотан и, как и я, попытался выскочить в одеяле на прогулочный дворик. Глупыш. Менты же догоняют, что это способ спасти второе одеяло.

В бараке стоит негромкий ропот. Так всегда после шмона — напоминают, что ты в тюрьме, не смотря на удобства. Может созревает революционная ситуация? Грех не воспользоваться — неплохой эксперимент можно поставить. Социально-политический. Хорошая, доступная, зажигательная речь.

Адольф говорит надо поворачиваться из стороны в сторону и плавно дирижировать рукой, передавая простую мелодию, что играет внутри на всю толпу. Рака-така тум тум — чака чака бум бум. Нужно только подбросить дгов в топку миговой геволюции, товагищи. Найти способ обозлить толпу еще больше, разогреть как на рок концерте. Ослепить негодованием и праведным гневом.

Я собрал костяк партизанского подполья — Анмара Кумосани, тринидадца Бернарда и украинца Андрия. Иса — притерся сбоку по своему обыкновению. Информационный паразит.

— Вас хорошо отымели, товарищи? Все поотметали? Осталось что терять?

— Все повынесли, ментозавры.

— Следовательно, камрады, нам уже нечего терять кроме своих цепей.

— У меня не нашли две бутылки хуча — признался везунчик Бернард.

— Доложите готовность хуча, товарищ Бернард.

— Только-только отгулял но еще побулькивает.

— Хуч, товарищи, предлагаю немедленно распить — это шампанское революции.

Мы разлили бражку по казенным стаканам. Андрюха добавил в свой кул-эйд — это коктейль «Ледниковый период» — айс эйдж, по флауэрски. Иса пить отказался.

— Вот теперь абсолютно нехуй терять, друзья! Давайти устроим ментам ночь кошмаров. Хелоиун в отдельно взятом бараке. Сейчас станки для бритья будут раздавать…

— Оу щит — Бернард моментально понял ход моих мыслей и прикрыл рот ладонью от восторга.

Надо бы вам сообщить, что в большинстве тюрем мира лезвия и одноразовые станки считаются смертоносным оружием. От одной мысли о потери станка менты хватаются за сердце. Интересно, что в лагерях станки находятся в свободном употреблении, но не в тюрьме. Здесь в Шардоне некоторые смены даже спрашивают вперед — кто будет бриться, чтобы ко времени раздачи станков — обычно в отбой, чтобы собрать к 12 ночи, к отбою они успевают напечатать трудные эмигрантские фамилии на принтере и приклеить скотчем, сделав станки именными. Но ни эта смена. Эти ленивые животные просто раздадут под счет. Итак притомились от шмона.

— Просто смоем в унитаз все станки нахер!

— Заманчиво, Андрюха, но это не то что я хочу. Надо заставить свиней повторить шмон. Пусть ищут свою трюфели. А солнце уже село, на баскете прохладно — подышим перед сном.

— Пусть рылом землю роют.

— Я сброшу свой станок — включился Че Гевара с Аравийского полуострова.

— В аккурате, чтобы с камер не проследили — оторви режущую часть, а ментам сдай одну ручку.

— Ну, вздрогнули, компаньеррос — мы допили остатки хуча.

Вздрогнули не мы, а менты. Станки и ложки после употребления всегда сдают под счет. Иначе менты начинают лютовать — устраивают показательно-карательный шмон и отметают что не попадя — больше переворачивают вверх дном, чем ищут. Сегодня они в проигрыше — нам уже нечего терять на шмоне. Поэтому и трясли недолго — минут пятнадцать от силы. Просто побросали все на пол и вернули разгоряченный неожиданной прогулкой барак на места, пригрозив проанализировать видео и «преступник получит пожизненный карцер».

Революционная ситуация на мой неопытный взгляд вполне созрела. Пришло время спича — я вскарабкался на разделительный заборчик между кроватями и столовой.

— Фак пилигримз — начал я — Фак конститушн, фак демокраси, фак элекшн, фак грин кардз, фак айс, ФАК ТРАМП! — последние слова были кодовые, толпа выдохнула в ответ: «ФААК ТРАМП».

Мне оставалось только скандировать эту речевку снова и снова. В толпе мне четко вторили подпольщики — не давая сигналу ослабнуть.

По громкоговорящей сержант Бэтчелор призвала к порядку:

— Немедленно прекратить! Всем спать! Слазь с забора — гвологовоало — она попыталась произнести мою фамилию, но плюнула. Я продолжал скандировать мантру, хотя с забора на всякий случай спрыгнул.

Менты врубили в бараке полное освещение — хотя дело было после отбоя. Бэтчелор продолжала вещать:

— Все кто немедленно не вернуться на свою шконку…

— Будут расстреляны — перебил ее я к всеобщему гоготу. Я знал что она меня слышит и, возможно, тоже оценит юмор.

Я вернулся на шконарь и продолжал митинг оттуда:

— Друзья мои! Объявляю следующие сутки днем свободы и независимости. Следующие 24 часы все говорят только на родных языках. Какого хера ломать язык, если нас все равно всех выпрут? Пусть переводчиков нанимают, пидоры.

«Фак инглиш! Фак инглиш! Ффак Америка» — радостно подхватила толпа. Бернард выбился из сценария:

— Постой, постой — а как если инглиш и есть мой родной язык?

— Тогда — ответил я ко всеобщей радости — Фак ю, ту!