Десятая — пусть епископы и иереи взимают с прихожан иравунк и асуйт, установленные согласно велению патриарших канонов в пользу епископов и иереев, но пусть они не лишают друг друга [этих доходов], вследствие чего без конца до нас доходят ропот и недовольство.
Одиннадцатая — чтобы иереи не отнимали друг у друга приход и асуйт силою, лживой благопристойностью, либо насилием иноплеменников, а чтобы каждый довольствовался своей долей, в противном случае, кто дерзнет, будет лишен сана.
Двенадцатая — да не осмелятся женщины, прихожане или иереи обручить девушку с юношей без глубокого разбора либо без ведома [духовного] предводителя; пусть священники несколько дней [подряд] разглашают и объявляют всем в церкви, ибо, быть может, кто-либо знает об их родственных связях и, услышав, придет к предводителю и сообщит [об этом]. И лишь после долгого разбора, только в случае если не найдут родственных связей между ними, пусть священники открыто перед всем духовенством и прихожанами благословят эту помолвку и закрепят союз.
Тринадцатая — вдовые иереи, если они скромны и престарелы или же имеют детей, которых нужно прокормить, пусть остаются в церкви, в противном случае пусть удаляются в монастыри и пустыни, а коли не удалятся, пусть выйдут из духовного звания и монашеского чина.
Все эти пункты наставлений были утверждены [католикосом] в качестве правил и ежедневно провозглашались /
Затем, выехав из Иерусалима, он сел на корабль и отбыл по морю в Константинополь, где пробыл целый год и тоже ввел много преобразований. Прежде всего он примирил их (константинопольцев), уничтожив распри, ибо прихожане, коренные, местные жители Константинополя, высокомерным и кичливым чванством обижали и притесняли пришлых, называли их мужланами и за людей не принимали. Все правительственные должности и работы они захватили в свои руки, сами исправляли и исполняли и, отстранив, не позволяли пришлым принимать [в этом] участие. [Пришлые] были до глубины души обижены пренебрежительным отношением к себе. [Все они] без конца наносили язвительные и злобные оскорбления друг другу и ссорились. И утвердились меж ними непримиримый раздор и кровная ненависть.
А католикос Филиппос, приехав туда и увидев все это, был обеспокоен этим больше, чем всеми [другими] делами. И, много дней /
Затем [владыка Филиппос] приступил к выплате церковных долгов, ибо за армянскими церквами в Константинополе числилось 40 тысяч гурушей долга. Виновниками этого были прежде всего духовные предводители, бывшие лишь по званию патриархами, восседавшие [на престоле благодаря] царской власти и при помощи серебра вкравшиеся в доверие к людям, [предводители], дарованные не богом, а лестью.