Книга Корешей

Баталия похоже уловил слово «гараж» и сделал вид, что злится на мой неполиткорректный выбор слов.

-Минуточку, минуточку… - глядя в бумагу застрявшую в его ручищах как простынка между перинами — Минутку, джентльмены, похоже- баба этот Патель-то! - и дальше уже в рацию на плече: «Поднимите мне мисс Патель из женского барака».

В гараже я уже как дома. Быстренько присел перед инопланетной установкой, смело глянул в камеру и сказал:

- Хэллоу!

Качество видео довольно поганенькое на 128 мгб/с, но даже в этой мути я заметил, что адвокат мой изменился до неузнаваемости. За последние две недели, он сильно располнел и обрил башку — видимо его впечатлил бычий вид Баталии. Заметив меня, адвокат сказал: «Упс», а прокурор сказал голосом гоголевской нечистой силы:

-Где же Патель? Приведите мне господина Пателя

-Ваще-та Патель это женщина — откомментировал я

-Спасибо — недовольно буркнул прокурор

Вышел в коридор ждать своей автоматной очереди. Там уже молился бледный Рон Бернард. Он сжимал маленькое пластиковое распятие — из тех что иногда протаскивают через шмон католики. Я уселся рядом и пожал ему руку — неделю не виделись.

Наконец, привели Патель. Она оказалась невысокой миловидной девушкой с косой а-ля Тимошенко. Я не сдержался и внимательно глянул на ее жопу в зелёную полосочку.

Расчикались с Патель резво — минут за десять и выкликнули меня. Глянул мертвому экрану в лицо. В суде никто не обратил на меня внимания. Тройка чекистов обсуждала свои только им понятные бумажные нюансы.

«Графство Жевага, прием!» - раздался четкий голос за кадром — обладатель голоса явно избегал зрачка камеры. Жевага, как слышишь меня, приём — повторил настойчивый голос

-Хьюстон, у нас проблемы — тихо сказал я, но чувствительный микрофон перекинул комент за сорок миль — в небоскреб федерального суда.

Судья Элисон Браун нежно засмеялась. В ней жила фрейлина, вынужденная терпеть реальность маленького городка и мужа купеческого сословия.

Жевага, Жевага — передайте И.Се, что его суд откладывается — у нас нет бирманского переводчика.

Хорошо передам — ответил я, хотя тюрьму округа Живага официально не представлял.

-Это они со мной вообще-та говорят — пожурил сержант Баталия.

Суд в тот день был короткий и радостный — адвокат сказал, что жена моя работает с фирмами-ростовщиками насчет выкупа и выйду я — не сегодня- завтра.

Браун отложила суд еще на неделю. Я вернулся в отсек А на крыльях — пытаясь не расплескать по дороге радость. Всем рекомендую отсидеть недельку — пережить радость освобождения. На сегодняшний день я отсидел два месяца в округе, два — здесь в Живаге. Четыре месяца. Треть года. Ну и годок выдался.

Пока я был на процессе «Граждане США против Винсента» - в отсек поймали негра. Постаралась полиция Бичвуда. Бичвуд — звучит как название бомжатника, но нет же нет! Бичвуд это много дорогих домов, торговых центров, теннисных кортов, гольф-клубов и соляриев — здесь в основном гнездятся зажиточные евреи из СССР. Поколение выросшее в США от зубных врачей сбежавших из СССР. Теперь это владельцы зубных клиник. Бичвуд богатый, белый и крайне разборчивый со знакомствами.

А этот негрила, уже успевший обмотаться одеялом теперь похож на тарантинового Джанго. Не стоило ему в Бичвуд, право слово. Штаны спустившиеся до половины жопы, давно не мытые волосы — типа тех, что у белых растут исключительно на интимных местах и безграмотная речь с блатным акцентом. Английский язык стал международным только потому что люди договорились придерживаться определенного стандарта.

Джанго сходу начал мучать мой организм с расшатанными в гараже нервами — давай, говорит, в шахматы станем играть. Некоторым людям мерещиться, что меня посадили в тюрьму единственно чтоб скрасить их досуг. О том, что предположение ошибочно я и объяснил указанному Джанго — мягко, раза три сказал с нотками последователя Ганди в голосе — в шахматы я не играю, спасибо.

Джанго слово «нет» понимать отказывался наотрез. Тогда я сказал уже несколько грубее, что хороших шахматистов в тюрьме не бывает совсем. Они все ходы вперед просчитывают. Попадают только дебилы. Он засмеялся над шуткой, а потом понял, насупился, но главное — отстал от меня.

В тот день меня не выпустили. Звонить домой не стал, зная что точная информация лишит сна и покоя. Не вышел я и на следующий день. Настроение было соответственное.

Джанго — рослый крепкий мужик жаловался как беременная баба — еда не то, матрас жесткий, просчет слишком часто, церковь фальшива, баскетбольный корт — вообще гавно. Негодяю грозило дней семь максимум, но стонал он будто не уйдет из зала суда, а схлопочет пожизняк.

Теперь Джанго пудрил мозг мента по фамилии Бериган. Беригану от силы лет двадцать и было заметно, что Джанго вселяет в него ужас. Бериган- простой белый деревенский парнишка не всегда понимал, что говорит Джанго — настолько поганый у того был акцент. Он невольно краснел в такие моменты и боялся переспросить — не обидеть негра из политкорректности.