Книга мечей

Та роль, которую сыграл в истории языческий Рим, имела два аспекта: это была роль завоевателя и роль правителя. Подчиняясь естественному для человека захватническому инстинкту, Рим вынужден был совершенствовать инструмент, с помощью которого эти стремления можно было реализовать, — оружие. Именно Риму мы обязаны происхождением слова «армия» [419]. Слово «агша» (оружие) происходит от слова «armus» (рука). Хорошо зная, что «бог сражений» любит превосходство в оружии не меньше, а иногда и больше, чем «большие батальоны», Рим всегда выбирал то оружие и те приспособления, которые считал наилучшими; и, следуя собственной пословице, никогда не отказывался учиться в отношении вооружения даже у побежденных.

Но в Риме вскоре поняли, что хорошие солдаты могут получиться только из хороших граждан. Поэтому Рим настаивал на цивилизационной максиме «Cedant armae togae» [420]

, избегая, однако, того вызывающего зависть первенства, которое Саллюстий назвал «самыми обидными словами Цицерона»: «Concedat laurea linguae» [421].

Рим подчинил военачальников чиновникам и провозгласил над ними абсолютную власть Закона. Грекам эта идея представлялась в виде Рока, Судьбы, Возмездия; Рим же низвел ее с неясности до реальности, с абстракции до конкретики, с небес на землю. Так, пока Греция учила человечество романтическим представлениям о упорядоченной свободе, свободомыслии, интеллектуальной культуре и гражданском патриотизме, Рим, с его почтением к Закону, в глазах которого все равны, проповедовал равенство людей. Так, христианский мир всегда управлялся и сейчас управляется языческими законами, тем римским правом, которое вышло из Двенадцати таблиц, как еврейские законы — из Десяти заповедей. На самом деле «фециальный колледж», который имел право объявления войн и заключения мира, был тем институтом, который неплохо было бы возродить и в современном мире [422]

.

Рим имел только одну цель — завоевания. В отличие от греков, у которых они многое позаимствовали, римляне особо не увлекались искусствами или литературой. Все сочинения римских поэтов за тысячу лет можно уместить в один том. Вряд ли можно говорить о существовании римского искусства; за исключением имен нескольких выдающихся архитекторов, об остальном история умалчивает. Варрон смеется над куклами и статуями богов. Триумф Мецелла (146 г. до н. э.) привел к появлению искусства, но этот греко-римский художник был обречен на вечное копирование или создание портретов и статуй великих. В дни своей наивысшей роскоши и процветания римляне были лишь потребителями и покупателями, распыляя, а не прибавляя к искусству. По словам Вергилия, другие вдыхали жизнь в мрамор и бронзу; единственным искусством Рима было искусство управления народами, разделения побежденных и усмирения гордых. «Fortia agere Romanum est».

По поводу состава римской армии следует обращаться к достойному Полибию [423]

, историку Древнего Рима Ливию и последнему из великих авторитетов, Вегецию, жившему во времена Валентиниана II (375–392 гг. н. э), не забывая и о Варроне, который описывает изменения в оружии.

Войско состояло из трех частей — граждан, принесших клятву союзников и наемников; римская организация характеризовалась легионами (от слова legere — «избрали»). Постепенно возникший из фаланги или тесных рядов, легион учился применять для битв acies instructa, боевую шеренгу, или acies sinuata, шеренгу с флангами; а для особых задач сохранялись agmen pilatum, или тесный массив, и agmen quadratum — каре.

Легион же состоял из тяжелой кавалерии — милитов, от слова «mil-es», тысяча. Перед ними шли велиты, ферентарии или рорарии, «легкая пехота», «eclaireurs», расчищавшие путь; в I веке их усилили акцензы-велаты [424]

. Ауксилиарии сражались с помощью луков и стрел, а некоторые, как этруски, — пращой. Велиты же несли от двух до семи метательных копий (hastae velitarioe), у которых древко, с девятидюймовым ромбовидным железным наконечником [425], было длиной около трех футов. Для ближнего боя на правом боку у каждого из них висел кинжал паразониум, и справа же — широкий колюще-режущий клинок средних размеров. Доспехами велиту служила юбка из кожаных полос, проклепанных металлом, и парма [426]— маленький круглый щит, похожий на цетру, около трех футов в диаметре [427].