Книга мертвых

Вечером после прибытия газеты — в этот день всегда туча хлопот — я, усталый, забыв о подозрениях, пошёл один через дворы к метро. Тут меня и догнала война в Приднестровье. И обрушилась мне на голову, на глаза. На пресс-конференции я заявил, что считаю нападение на меня делом рук Лебедя. Через какое-то время, глядя новости по ящику, я увидел среди лиц, протискивающихся за Лебедем в какую-то дверь, того самого носатого «француза», что наблюдал за нашим пикетом 12 сентября. Но если он был на пикете, то это ещё не значило, что он участвовал или планировал нападение на меня 18 сентября. На следствии «следак» пытался подсказать мне версию нападения на меня РНЕ, баркашовцев. «Это было бы слишком комфортно для милиции, чтоб радикалы истребляли друг друга», — ответил я. Шурыгин сообщил мне, что Лебедь привёз из Приднестровья десятка полтора своих спецназовцев — «голубых беретов» и что он, Шурыгин, знает, где они расквартированы. Якобы «голубые береты» делали для Лебедя и Бермана (полковника, бывшего коменданта Тирасполя) все грязные и мокрые дела. Так вот, судьба Костенко тесно переплелась с моей. Ежедневно, открывая глаза — по левому мечутся точка с запятой, — я вспоминаю Приднестровье.

Впрочем, до этого Приднестровье уже догоняло меня, война приходила в 1994 году. Я упомянул о Сергее Кириченко, возможно, он арестовал батьку для Лебедя и Шевцова.

Этот именно парень вместе с ещё одним офицером службы безопасности Приднестровья отвозил меня с войны Приднестровья в Одессу. Прежде чем выехать, я помню, они напихали нам в обшивку нового пижонского автомобиля четыре гранаты и пистолет «ТТ». В любом случае, на этом этапе мы мало рисковали. Украинские погранцы и таможенники знали приднестровских из службы безопасности, и в те годы мужское армейское братство стояло выше госграниц, таможен и прочих разделений. Теперь не так.

Они тогда высадили нас у железнодорожного вокзала в Одессе, обменялись с нами рукопожатиями и отбыли. До этого службы устроили нам на лимане отходную. В альбоме «Лимонов в фотографиях» есть фото, где мы сидим: генерал Вадим Шевцов с пучком лука в руке, затем я, за мной физиономия отмороженного парня в берете (фамилию которого не могу назвать), а последний, в клетчатой рубахе, распахнутой на груди, — он, Сергей Кириченко, офицер службы госбезопасности ПМР, Приднестровской Молдавской Республики. До момента съёмки все мы были увешаны оружием, но по приказу Шевцова вынуждены были развесить его по гвоздям. Шевцов, бывший работник правоохранительных органов из города Риги, свято соблюдал и соблюдает приличия и помнит об имидже Республики.

Сергей — здоровый и сильный молодой человек, это видно по фотографии — мог дать фору любым кино-оперативникам, всяким там Ван-Даммам. Он прошёл через мою жизнь всего два раза, но в моём мире мёртвых он появляется часто.

Дело в том, что в 1994 году он приехал летом в Москву, пропьянствовал со мной и Тарасом Рабко так безысходно и ушёл у Проспекта Мира, настолько странно зияя спиной в белой рубашке, что я вот уже шесть лет помню эту его спину и то, как он улыбнулся, обернувшись. Я тогда жил в разрушенном доме на Каланчёвке, где в подъезде были обитаемы лишь две квартиры, а вся правая сторона не существовала: были вынесены даже полы и перекрытия — ступив шаг в сторону, ночью можно было пролететь все три этажа. В подъездах не было света; бомжи, крысы и другие прелести. Придя ко мне в гости один раз, второй уже не приходили. Сергей приехал на похороны отца. Никаких родственников у него, кроме отца, не было. Отец умер и оставил однокомнатную квартиру у Белорусского вокзала. Сергей пришёл ко мне договариваться, что сдаст мне эту квартиру, ему посоветовал Шурыгин. На меня можно было положиться. Ведь мы встретились на войне. Мы договорились, что он появится в Москве, как только будут оформлены бумаги о его вступлении в права наследства. Проблем не ожидалось — он был единственный наследник. А потом Сергей запил с нами на Каланчёвке. Не очень хотел уходить. Наши несвязные пьяные беседы я не помню.

Приехала в Россию Наташа и мучилась от жизни в трущобе на Каланчёвке, я звонил Владу, звонил Кириченко в Приднестровье, он сказал, что задерживается, но вот-вот приедет. Мы так поверили в эту квартиру потому, что договорились, что цена будет умеренная и на много лет. После моего звонка к нему прошёл месяц.

6 октября позвонил Влад Шурыгин и сказал: «Должен сообщить тебе печальную новость. Сергей погиб. Подробностей не знаю, знаю только, что не в бою. Был дома, собирался ехать в Москву. Жена, дочь были дома в другой комнате, вдруг выстрел, чистил пистолет, что ли, пуля попала в голову. Случилось это 2 октября».