Книга о друзьях

Надо сказать, что я никогда не видел у Джо в руках какой-нибудь дряни: он презирал людей, увлекавшихся бульварным чтивом. Он всегда имел с собой три или четыре книги на тот случай, если понадобится одолжить их хорошему человеку или, как он говорил, «тому, кто хочет быть излеченным». Дело в том, что Джо рассматривал хорошую литературу как терапию. Будучи иудеем, он ходил в синагогу только на Йом-Киппур. Ему дела не было до всяких наставлений, произносил ли их раввин или христианский проповедник. Все — одно дерьмо, так он считал. Джо не терял время на разговоры о политике, религии и даже кино. Мой приятель искренне жалел тех обманутых придурков, которые стекались в Голливуд в надежде стать когда-нибудь звездами.

И все же симпатия к наивным честолюбцам не мешала ему их использовать. Если он увлекался какой-нибудь начинающей актриской, то разыгрывал обычную партию голливудского повесы — обещал ей небо в алмазах, а именно хорошую роль, если она переспит с ним. Надо сказать, трахал он таких с симпатией, а если встречал ее через полгода на грани отчаяния, обычно произносил:

— Что с тобой? Разве я тебе не говорил, как надо себя вести? Ты зря теряешь время, ты не с теми трахаешься. Здесь никто не занимается сексом ради секса, только — ради еще одной ступеньки в карьерной лестнице. Они тут все мерзавцы, я тебе еще сколько месяцев назад сказал! Ни одного порядочного на сотню подлецов! Видишь, там парень стоит, — и он указывает на какого-нибудь известного актера, — да он бы вставил твоей бабусе, если бы думал, что это ему поможет. Берегись этих хищников!

Смешно, но Джо мог играть роль одновременно и защитника, и соблазнителя. И все его за это любили. Он не был мерзавцем вроде остальных, у него действительно имелось сердце и даже своеобразная совесть.

Играя в пинг-понг под звуки Пятой фортепьянной сонаты Скрябина (у нас было двенадцать вариантов записей ее исполнения), Джо уснащал свою речь цитатами из любимых авторов, рассказами о последней подцепленной им юбке (какие у нее сиськи, задница, бедра), и тут же — свежие новости об известных боксерах и рассуждения о пользе здоровой пищи, которую он с религиозным рвением поглощал каждый день.

Он так достал меня своей гребаной здоровой пищей, что однажды я составил список своих любимых блюд (все — с высоким содержанием холестерина, высококалорийные, жирные и страшно вкусные) и прикрепил его на двери кухни, а внизу большими буквами приписал: «Никакой здоровой пищи, пожалуйста!»

Помимо моих книг Джо любил и мои акварели. Он всегда выпрашивал у меня картины, чтобы давать ими взятки тому или иному парню на кастингах. Для себя же он довольствовался тем, что брал мои неудачные полотна и в конце концов увешал ими стены своего жилища. Как в литературе, так и в живописи Джо быстро научился выделять только лучшее. Модильяни был для него на первом месте, далее — Боинар, Джордж Гросс, Ренуар, Матисс. Пикассо он считал шарлатаном, а переубедить Джо в таких случаях невозможно.

Обо всем на свете Джо имел собственное, совершенно четкое представление. Если при первой встрече кто-то ему не нравился, он не церемонился и тут же заявлял об этом. Совершенно не важно, был это мужчина или женщина. С женщиной он мог смягчить лишь свои выражения, но не само отношение, зато с мужиками его заносило на славу. Только последний слюнтяй мог безропотно снести все те оскорбления, что мой приятель бросал ему в лицо. Обычно Джо старался до этого не доводить, он слишком хорошо знал, что может любого уделать в говно, но иногда просто не мог сдержаться. Его не останавливало даже то, что этот человек мог быть моим другом. После того, как тот уходил, Джо говорил:

— И он еще называет себя твоим другом?! Да как ты можешь терпеть такое говно? Да они просто лижут тебе задницу!

Ему было плевать, что обсуждаемому типу случалось занимать видное положение — быть врачом, артистом, психиатром. Последние пользовались у Джо особым презрением. Вообще же Джо старался не драться, а дарить людям хорошие книги. У него имелся целый список таких терапевтических книг — от Германа Гессе до Жана Жионо. В него входили и мои книги, которые всегда были у Джо под рукой и которые он при случае читал вслух.

У него также имелась специальная тетрадка, куда он выписывал цитаты из всех книг, которые прочел. Я старался пристроить этот цитатник в печать, но издатели не увидели в нем того, что видел я. Для меня сам этот блокнот был ключом к избранной литературе. Когда Джо нравилась какая-нибудь книга, он говорил о ней без остановки. Он рекомендовал ее всем, независимо от уровня их развития.

— Прочтите! — просто заявлял он. — И вам станет лучше.

Хотя он начинал как боксер, бокс был ему не так уж интересен.

— Все они мошенники, — поговаривал он, — сплошь мерзавцы.