Книга о Прашкевиче, или от изысканного жирафа до белого мамонта.

Хватит топтаться на маргиналиях, хотя в переводе с языка римлян это слово всего-то и означает что «комментарии на полях», то есть то, чем я сейчас занимаюсь. Но все равно не буду задерживаться, иначе мы с вами долго не увидим конца этого затянувшегося маршрута.

Последняя остановка — повесть «Шкатулка рыцаря», давшая название сборнику.

По направлению она — детектив, жанр, который мне очень нравится. Особенно непредсказуемыми деталями. Не знаю, как у авторов иностранных, этих я прочел мало, но у отечественных классиков жанра по этой части все обстоит нормально. Известный афоризм «бог в деталях» накрепко запечатлен в их мозгу и несмываем, как наколка у уголовника.

Вот, например, создатель бессмертного образа советского контрразведчика майора Пронина Лев Овалов описывает сцену погони автомобиля за скорым поездом в повести «Букет алых роз». Казалось бы, сколько таких погонь описано в детективной литературе! Что еще можно придумать оригинального? Но находчивый автор вводит в сцену маленькую деталь: автомобиль преследует поезд не по шоссе, не по проселку, машина мчится прямо по полотну дороги, и сцена сразу начинает звучать по-новому. В киноверсии повести — мультфильме «Шпионские страсти» — эта сцена усилена еще больше: советский контрразведчик, в фильме он не Пронин, а Сидоров, догоняет поезд на трехколесном велосипеде.

Или возьмем роман другого классика советского детектива писателя Виктора Михайлова «Бумеранг не возвращается». В книге молодой лейтенант госбезопасности, взобравшись на придорожный столб, поджидает колхозную трехтонку, везущую груз моркови; за рулем машины — шпион. Когда враг проезжает мимо, лейтенант прыгает на ходу в кузов, зарывается с головой в морковь и наблюдает из своего убежища за действиями вражеского агента.

Но самое умелое владение искусством детали я обнаружил в свое время у писателя Георгия Брянцева в повести «Следы на снегу». Шпион, чукча по национальности, выходит из пункта Н. на берегу одного из морей на севере нашей родины и на лыжах пересекает тундру и часть сибирской тайги, чтобы в строго определенный час прибыть на маленький полустанок Восточно-Сибирской железной дороги. Здесь он должен сесть в поезд, на котором следует резидент. Тоже, вроде бы, стандартная ситуация, описанная во множестве детективов. Но, опять-таки, спасает ее деталь. Дело в том, что, перед тем как отправится в долгий путь на встречу с вышеупомянутым резидентом, чукчу-связного по фамилии Шарабордин обривают наголо и записывают на его лысине химическими чернилами шпионское донесение. Расчет у врагов простой: за то время, пока Шарабордин движется через полстраны, волосы у него отрастут, и ни одному контрразведчику в голову не придет поинтересоваться, что скрывает чукча под волосами. А уже в поезде вражеский резидент обривает связного заново и спокойно читает донесение.

Разговор о деталях я завел, как вы понимаете, неспроста. Не о детективах же говорить, воруя ваше драгоценное время. Детектив скажет за себя сам, уж он-то не обделен вниманием читающей публики. Он сам по себе надежная искусственная приманка, ради того и сделанная, чтобы крепко держать добычу и не дать ей сойти с крючка. К тому же «Шкатулка рыцаря» у Прашкевича и не детектив вовсе. Вернее, не совсем детектив. Детектив по своей природе рационален. Даже если он мистический детектив. Есть преступник, и он должен быть найден. Следствие ведут знатоки. Преступление должно быть раскрыто. Формально у Прашкевича все на месте. И «ведут», и «знатоки», и «преступник». Преступник, правда, оказывается не тем преступником, настоящего преступника мы не знаем, да и есть ли он вообще, настоящий?

Безумие персонажей повести, безумие ее атмосферы, значащие «незначащие» детали, привлекающие «отвлекающие» подробности выводят эту повесть из ряда, традиционно называемого детективным.

Это... это литература, как ни банально говорить это вслух.

Значащие «незначащие» детали, привлекающие «отвлекающие» подробности.

Ну какой уважающий себя детективщик станет пудрить мозги герою — да еще когда тот спешит на встречу с жертвой не совершённого преступления! — следующей дурацкой сценой:

«— Заливай!

— Ага, заливай, — хмыкнул пожарный в каске, наверное, старший. — Воды-то хватит... А ты веревку брось! Веревку-то зачем несли?

— Барон! Барон! — простонала женщина, обогнавшая Шурика по дороге к пустырю.

На женщину сочувственно оглядывались.

— Ой, Барон!

— Видишь? — сказал парагваец пожарному и высоко поднял руку с устремленным к зениту пальцем. — Только страдание! Никакие наши добрые дела, никакие наши попытки служить чему-то... Только страдание! Только Спаситель!

И тоже не выдержал:

— Заливай!

— А ну человек там?

— Воду пускай! Наш человек — всплывет! Чтобы наш да не всплыл!

— Твои в Парагвае! — отрезал пожарный. — Бросай, говорю, веревку!

Веревка полетела вниз. Наступила тишина.

Униженный парагваец грозно насупился:

— Только покаяние…

Парагвайца не слушали. Все напряженно следили за веревкой, скользнувшей в мрачное отверстие шурфа. Кто-то взвыл:

— Вцепился!