Книга, обманувшая мир

В 1990-е гг., когда я прочел материалы об истории ареста Солженицына на фронте, стало ясно, что вышеописанный случай, рассказанный нашим батальонным особистом Глуховым, относится именно к нему. Скажу сразу: возникшая версия, что Солженицын писал провокационные письма своим друзьям вовсе не по «дурости» и не по «ребячеству» (ему было уже 26 лет, и он имел звание капитана Советской Армии), а с трезвым и тонким расчетом — чтобы путем своего ареста по политической статье избежать риска гибели на фронте в последние месяцы войны, — мне представляется вполне правдоподобной. Ведь 58-я статья не принадлежала к ведению военного трибунала — за такие дела отправляли на следствие в тыл. Я, откровенно говоря, никогда не встречал офицеров, которые называли бы Верховного Главнокомандующего «паханом» и составляли бы на фронте какие-то «резолюции» о послевоенном переустройстве жизни. В этом смысле Солженицын был уникумом: он придумал хитроумнейший способ дезертирства. Между прочим, первым выдвинул эту версию К. С. Симонян, один из друзей юности Солженицына, военный хирург и впоследствии профессор. Он прекрасно знал характер своего друга, и ему можно вполне доверять. Вот что говорил Симонян: «Это был интриган, достигший совершенства уже в студенческие годы. Он умел так извратить смысл слов, что выходило, будто только он говорит правду, а другой лжет. Он умел поссорить товарищей по учебе и остаться в стороне, извлекая из спора пользу для себя. Это был Лицемер с большой буквы, очень находчивый»[38]

.

Об этих качествах писателя ярко свидетельствует и история ареста Солженицына, как она изложена в первой главе «Архипелага ГУЛАГ». Совершенно непонятна ирония, с которой автор пишет, как его брали на фронте особисты: «У меня был, наверно, самый легкий вид ареста, какой только можно себе представить. Он не вырвал меня из объятий близких, не оторвал от дорогой нам домашней жизни. Дряблым европейским февралем он выхватил меня из нашей узкой стрелки к Балтийскому морю, где окружили не то мы немцев, не то они нас — и лишил только привычного дивизиона да картины трех последних месяцев войны» (Архипелаг 2006. Т. 1. С. 33).

Вот эти слова про «картину трех последних месяцев войны» больше всего и поражают: тут уже не ирония, а явный цинизм! Ведь в этой «картине» героически погибли десятки, сотни тысяч людей, которые никогда не бежали с поля боя и в конце концов принесли нам Победу! Солженицыну, как можно понять, до этих людей никакого Дела не было. На этом фоне каким-то невероятным сверхчеловеческим самомнением веет от его фразы: «Я улыбался, гордясь, что арестован <…> за то, что силой догадки проник в зловещие тайны Сталина. Я улыбался, что хочу и может быть еще смогу чуть подправить российскую нашу жизнь» (там же, с. 160).

Невозможно поверить, чтобы нормальный человек гордился своим арестом на фронте, что он проник в какие-то «зловещие тайны» и, улыбаясь, думал, как «поправить» общую жизнь! Это скорее относится к области поздних фантазий Солженицына, когда он под вилянием мировой славы возомнил себя «великим писателем» и «великим мессией». Недаром тот же Твардовский не раз говорил о Солженицыне конца 1960-х гг. простыми русскими словами: «Темечко не выдержало». И недаром М. А. Шолохов прямо писал о «болезненном бесстыдстве» автора пьесы «Пир победителей», в которой уже было видно лицо будущего автора «Архипелага ГУЛАГ».

С тех пор, как я познакомился с реальными фактами биографии Солженицына, особенно фронтовой, для меня он как писатель, а тем более как «классик», уже не существует. Он — сочинитель всевозможных выдуманных историй, не более. А поскольку вся его «главная» книга переполнена ложью, направленной против нашей великой страны и ее народа, я называю его классиком лжи. И заодно — поскольку вся его деятельность и все его сочинения в период холодной войны лили воду на мельницу врагов нашей Родины, я не могу не назвать его еще и классиком предательства.

Не буду даже говорить, как извратил Солженицын роль и значение штрафных подразделений в годы Великой Отечественной войны. Именно он первым начал «петь» фальшивую «песню» о том, что якобы штрафники были «цементом» и «фундаментом» нашей Победы. О том, что на самом деле из себя представляли эти части, какова была их неприкрашенная жизнь и судьба, мною написаны целые книги и даны многочисленные интервью, так что считаю вопрос исчерпанным[39].