Книга ответов сибирской целительницы-3

Как этот блин снова в тесто не обратится,Так и судьба матери в дочери не повторится.Железо в руду не перековать,

Руду в землю не запахать,Блин снова в тесто не обратится,Судьба матери в дочери не повторится.Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Тур

Тщеславная и коварная женщина спутает все ваши планы

Потеря

Домыв посуду после поминок и подтерев пол, соседские бабы наконец-то ушли домой. На лавке у стола, где недавно ели и пили за упокой рабы Анны, одиноко сидел новоиспеченный вдовец. Он был стар, но все еще был крепок и бодр, и потому бабы, уходя из его дома, судачили и гадали – женится ли старик или нет, а если женится, то на ком? В их селе было много вдов, и каждая считала, что именно она ему подойдет.

Рыжий жирный кот, любимец покойной, уже который раз подходил к старику, терся об его ноги и обиженно отходил к печи. Его глиняная плошка, обычно полная молока, снова оказалась пустой, и к тому же уже два дня мягкая хозяйкина ладонь ни разу не гладила его по пушистым бокам. Это было так обидно и непривычно.

Пересилив навалившуюся усталость, вдовец встал и подошел к окну. Вытянув шею, он напряженно глядел в сторону калитки, ему все время казалось, что вот еще немного, и в комнату войдет жена. Он так этого ждал и желал, что совершенно ясно и четко услышал ее голос, ее говор, она говорила, что уже давно пора корову доить. От столь желанного миража сердце старика гулко застучало, он кинулся к двери и с силой ее распахнул. Тяжело дыша, Архип осмотрелся – двор был абсолютно пуст. Трясущимися руками он прикурил самокрутку и буквально осел на ступеньку крыльца – никто теперь на него не будет ворчать за то, что он много курит, и никому до него больше дела нет. Сгорбившись и не замечая падающего под ноги пепла, Архип задумался о своей жене. Жена его, Анна, была характерная и суровая баба, с ней и в сельсовете не спорили никогда. Все его Анну боялись, но только не он. Когда она шумела, по делу или по привычке, Архип курил и молчал, а иногда начинал петь. Пел: «Очаровательные глазки, зачем сгубили вы меня», – и Анна тут же начинала смеяться. Песня обескураживала и почти всегда успокаивала жену. Докурив и бросив бычок в жестянку, он тут же следом раскурил другую. Анна его не всегда была агрессивной и суровой, характер ее испортился после того, как они схоронили сына. На похоронах ее отливали водой, но, глянув на гроб, она тут же падала без сознания. Первые дни она ночевала у сына на могиле. Уж он уговаривал ее и даже плача стоял на коленях – она все равно не уходила от могильного холма.

Время шло, и стало немного легче, по крайней мере, он уже не видел каждый день ее слез. Взамен этого она чуть что начинала на всех кричать. Кричать она могла пронзительно, громко и сердито, и при этом лицо ее белело как снег. Поднявшись со ступенек, Архип поплелся в дом, ему вдруг очень сильно захотелось думать о ней, вспоминать ее, старую и молодую. Шевеля губами и бровями, Архип стал усиленно считать, сколько же они прожили вместе лет, получилось много – более полвека! Неожиданно для себя он увидел ее совсем молодой, вернее, очень юной – не более семнадцати лет, с точеными белыми руками, тонкой талией и длинной русой косой. От такого щедрого подарка памяти старик буквально замер, боясь ненароком моргнуть, дабы не прогнать дивное воспоминание.

Чур

В монастырь бы тебе пойти, пожить там и помолиться…

Потеря (продолжение)

Он четко, до мелочей вспомнил свое долгое ухаживание за ней и еще страх, что она возьмет и прогонит его, а замуж выйдет за Петьку, который сох по ней, как и он. Тот пронзительный страх, пережитый им полвека назад, вспомнился так реально и живо, что у него заломило грудь и заныла душа. Он глухо застонал. Непонятно откуда на него повеяло ароматом яблок, старик оглянулся по сторонам, он хорошо знал этот запах – так пахла она, его жена. Память услужливо являла ему все новые, давно забытые события, словно желая закатить ему небывалый пир сладостных ощущений. Череда их сменялась, и он, обмирая, утопал в этих воспоминаниях. Вот он, долговязый и худой, в штопаной синей фуфайке мечется по двору, слабовольно закрывая руками уши, чтобы не слышать мучительных криков рожающей жены. Она кричит так, что у него от жалости встают дыбом волосы!

Потом ему вспомнилось ее румяное, совершенно счастливое лицо с опущенными, такими густыми и длинными ресницами, каких он больше уже никогда и ни у кого не видел. Она кормила полуспящего младенца и так смотрела на этого крошечного человечка, что он ее приревновал!