Книга предсказанных судеб

По большому счету, он вовсе не рассчитывал на теплый материнский прием и менее всего на немедленный результат от встречи с ней. Наивно было полагать, что Аньес сразу поддастся его уговорам. Он предполагал, он знал, наверное, что разговор предстоит тяжелейший, но попробовать стоило. Rien ‘a faire.[37] И где-то глубоко, в самом потаенном уголке его души, все же теплилась последняя надежда. Филипп также полагал, что, явившись к ней со спутником, несколько собьет мать с толку. И она выслушает его, пусть не сразу, неохотно, с едкими замечаниями, но выслушает… А уж он постарается, чтоб история прозвучала. Он расскажет ей о своем отчаянном положении, о разрушенной жизни, он сумеет… и тогда мать, возможно, проникнется его болью, испугается, сердце ее смягчится, и она уступит. Так уже бывало, и не раз.

Но сегодня блеснуть ораторским искусством Филиппу не пришлось – Аньес не стала его слушать.

А когда в разговор попытался вступить приехавший вместе с сыном незнакомец сомнительного вида, который к тому же скверно и с сильным акцентом говорил по-французски, графиня, обдав просителей холодом, просто поднялась со своего кресла, давая понять, что беседа окончена.

– К счастью, я не имею к этому более никакого отношения, – сказала она и, улыбнувшись, прибавила: – Думаю, тебе и твоему висельнику уже пора.

Висельник не обиделся – в лексическом минимуме у него не имелось такого слова – и вышел.

Филипп медлил. Он как будто еще не осознал, отказывался поверить в то, что на этот раз ничего не добьется от матери, что она больше не даст ему денег. На короткий миг в нем проснулось чувство стыда, но не потому, что он унижался и просил, а потому что ему отказали.

«Хорошо, что Железного Шарля нет рядом, – Филипп почему-то вспомнил о Сорделе, – иначе сцена получилась бы еще более унизительной. Железный Шарль… с его тупой собачьей преданностью… Нелепый привратник, лакей, приемыш».

Одно упоминание о материном воспитаннике вызывало у Филиппа нервную дрожь, почему-то в своей сегодняшней неудаче он винил именно его. Вспомнилась их давняя ссора, произошедшая лет двадцать с лишним назад после похорон отца. Аньес в это время была в Париже, в тот раз она согласилась ему помочь и, продав квартиру на рю де Варэн, погасила долг сына. Тогда Сорделе едва не ударил его. «Я тебя уничтожу! Я тебя уничтожу, если ты снова заставишь ее страдать!» – прошипел он, глядя в глаза Филиппу, и замахнулся. Но не ударил.

«Подумать только, какая многозначительность! Как любит наш Шарль все эти эффектные театральные жесты!»

Очнувшись от мыслей, Филипп услышал голос матери:

– Как жаль, что после взятия Бастилии мы лишены возможности вершить суд на своей земле!

Хотя голос Аньес звучал вполне обычно, Филипп заметил, как дрожат ее губы и как трудно ей дышать.

– Я благодарю Бога, что ты теперь не единственный, о ком мне надо заботиться.

– Рад за вас, матушка. – Филипп распахнул стеклянные двери и, пробормотав «до свидания», поспешно вышел из дома.

Возможно, он прибавил еще что-то вроде «прости» – впрочем, в последнее время извинения сыпались из него почти непроизвольно.

Графиня села в кресло и, откинувшись на спинку, прикрыла глаза рукой.

Почти бегом Филипп преодолел лужайку и, рванув дверь автомобиля, плюхнулся на пассажирское место.

– Зачем? Не понимаю, зачем вы… Кто вас просил влезать! – прошипел он в ярости. – Неужели нельзя было просто постоять молча! Вы все только испортили!

«Висельник» (это словечко так подходило ему, что Филипп мысленно именно так его и назвал), сидевший за рулем, с безмятежным видом достал пачку сигарет и закурил:

– Не надо так горячиться. Я ж хотел тебе помочь.

– Попрошу мне не «тыкать»! – сквозь зубы процедил Филипп.

– Ну, хорошо – вам, только это ничего не меняет.

– Помолчите хоть минуту!

И рой мыслей мгновенно закружил в голове Филиппа:

Мать сказала, что он теперь не единственный, о ком она будет заботиться, и он знает, кого она имела в виду. Действовать надо быстро. Времени совсем не осталось. Может, все-таки удастся получить отсрочку? Надо просто объяснить им, как он намерен действовать…

– Думаю, я нашел выход, – все больше и больше воодушевляясь своим планом, сказал Филипп.

Спутник его равнодушно пожал плечами:

– Решаю не я.

– Ладно, поехали, только прошу, откройте пошире окно. Здесь невозможно дышать. Чем вы себя окатили?

– А что? Дорогая вещь, между прочим… – откликнулся водитель и нажал педаль акселератора.

Мощный внедорожник, взметнув в воздух облако серебристой пыли, рванул вперед. Быстро набрав скорость, он пронесся по гаревой дороге через аллею и скрылся за поворотом. Пыль, поднятая джипом, еще не успела осесть, как в ворота въехал старый черный «Ситроен».

Спустя несколько минут перед домом с пакетами в руках показался Шарль. По-хозяйски оглядывая самшитовую изгородь, давно требующую стрижки, он прошел в торец дома к боковой двери, ведущей прямо на кухню.

Вечерние сумерки окутали сад. Воздух наполнился влагой. Последние неяркие лучи закатного солнца, пробежав по оконным стеклам, вспыхнули и погасли.