Книга Пророков

Зал, в котором находился мастер, был огромен. Сотни факелов освещали его, но не могли разогнать мрак. Тьма клубилась в углах, заползала в трещины и выбоины в стенах, вила гнезда под куполом. В камине, занимавшем чуть не всю стену, пылали поленья, но и в пламени угадывалось ее присутствие. Огненные языки поднимались к верхней балке камина, однако в зале оставалось холодно и сыро. И С’тана, подобно грифу, втягивал голову в сутулые плечи и поминутно дышал на ладони.

Но все его усилия не приводили ни к чему. Он никогда не мог согреться. Холод и смерть являли само естество мастера. Его сознание походило на сосуд, наполненный отравленным вином. Сильное и независимое, оно было способно лишь на убийство.

С’тана давно следил за Нагрокалисом. Интерес адепта Нечистого был не случаен: именно с этого города он намеревался начать наступление своих сил. При помощи экрана мастер мог войти в любой дом, в любую душу.

Он мог взглянуть на мир чужими глазами, услышать биение чужого сердца, узнать самую сокровенную из тайн.

Остров, где обосновался мастер, вполне гармонировал с характером своего хозяина. Манун походил на огромное черное животное, которое корчилось в агонии. Завидев скалистый берег, многие заблудившиеся мореплаватели спешили изменить курс, но это удавалось далеко не всем…

— Рогм! — прогремел С’тана, чуть привстав с вырубленного в камне кресла.

Дверь, обитая тяжелыми золотыми пластинами, отворилась, и на пороге появилось отдаленно похожее на человека существо в черном кожаном одеянии, повторяющем контуры тела. Длинное и приплюснутое, отливающее синевой лицо с вдавленным носом ни выражало ни одной эмоции, только черные и блестящие, точно бусины, глаза были напоены такой ненавистью, что даже сам С’тана избегал погружать в них свой студеный взгляд.

Рогм поклонился и, приблизившись к мастеру, остановился на почтительном расстоянии. На плече слуги покоилась короткая секира, и С’тана поймал себя на том, что оценивает, сможет ли эта секира до него достать.

Впрочем, для беспокойства не было ни малейших оснований, и мастер знал это лучше, чем кто бы то ни было. Он контролировал этого и сотни других глитов при помощи маленького амулета, висевшего у каждого из них на шее. Благодаря этому магическому предмету сознание лемута ограждалось от нежелательного проникновения. Кроме того, за счет амулета существо неизменно удерживалось в повиновении. «А что, если кто-нибудь из исчадий додумается до того, чтобы снять оберег? — промелькнуло в голове мастера. — Нет, это невозможно! Впрочем, я всегда успею разрушить мозг непокорного слуги. Даже в этом случае».

С’тана мысленно приказал Рогму опуститься на колени, и гигантский лемут беспрекословно подчинился.

— Повелевай, господин, — голосом, который напоминал рокот волн, набегающих на берег Мануна, произнес глит.

— Не слышу, — криво усмехнулся Мастер.

— Повелевай, господин! — повысил голос лемут.

— Не слышу!

— Повелевай, господин! — проорал лемут во все горло.

С’тана усмехнулся, подошел к слуге и возложил ладонь на его голову.

— Ты нужен мне, Рогм. Готов ли ты исполнить мою волю? — Вопрос был пустым и бессмысленным, допускающим только один ответ, но С’тана любил наблюдать изъявление покорности своих рабов.

Глит почтительно поклонился. В этот миг С’тана пожалел, что до сих пор не избавился от своей слабости: секира, описав полукруг, чуть не раскроила ему череп. С’тана отпрянул, передернул плечами:

— Что ты сказал?

— Повелевай, господин!

Адепт Нечистого готов был слушать эти звуки часами. Его лемуты говорили

! Он научил их говорить! Они могли разговаривать, почти как люди, а болтающиеся на груди обереги позволяли машинам острова управлять этими животными без помощи дрессировщиков. Долгие годы напряженного труда пропали не зря: теперь он мог осуществить свой давно задуманный план.

— Ты направишься в город и убьешь человека.

На морде глита появилась раскосая улыбка:

— О, мне это нравится, господин.

— Это еще не все, — продолжил мастер, — после того, как ты убьешь его, ты возьмешь его тело.

— Повелитель хочет, чтобы я принес ему мертвеца?

— Нет, Рогм, я хочу, чтобы ты сам стал тем, кого лишишь жизни.

Лемут взглянул прямо в глаза С’таны, что являлось непростительной дерзостью, и пророкотал:

— Я не понимаю, господин!

Вместо того, чтобы пускаться в объяснения, С’тана сдавил ментальным кольцом мозг лемута, так что Рогм взвыл от боли, после чего мастер сквозь зубы процедил:

— Не смей поднимать глаз, раб!

Зрачки лемута наполнились болью и страхом — вернее, боль и страх в его взгляде смешались с неизбывной ненавистью. Могучее тело обмякло. Лемут повалился на правый бок, и секира звякнула о каменный пол. Рогм захрипел. Кольцо сжималось все сильнее и сильнее…

С’тана наконец совладал с собой. Какая дерзость! Раб осмелился первым заговорить с господином. И не просто с господином, а с самим мастером! Впрочем, эти глиты на редкость безмозглы. А Рогм — самый тупой из всех.

Именно поэтому он нужен С’тане. Именно поэтому наглецу будет дарована жизнь…

Мастер прекратил ментальную атаку.