Книга прощания

Во время Олимпийских игр Одесского учебного округа состоялся, между другими состязаниями, также и финальный матч на первенство футбольных гимназических команд, в котором принял участие и я как один из одиннадцати вышедших в финал одесской Ришельевской гимназии.

Я играл крайнего правого. Я загнал гол[236] — один из шести, вбитых нами Одесской 4-й гимназии, также вышедшей в финал. После матча меня качали выбежавшие на поле гимназисты разных гимназий. Как видно, моя игра понравилась зрителям. Я был в белом — белые трусы, белая майка. Также и бутсы были белые при черных, с зеленым бубликом вокруг икры, чулках.

Однако инспектор учебного округа Марданов, царской красоты армянин из воска и черной пакли, обратил внимание на то, что этот маленький футболист, то есть я, несколько бледен. Не вредно ли для его здоровья играть ему в футбол?

Через несколько дней в грелке на футбольной площадке меня выслушивал врач. Он сказал, что у меня невроз сердца и мне играть в футбол нельзя. Я сразу как бы почувствовал себя тяжелобольным. Почувствовал, как бьется сердце, как ни с того ни с сего хочется сесть, посидеть.

Этот Марданов сыграл в моей жизни роковую роль, так как из-за него я почувствовал впервые, что есть невозможность, запрет. Трудно себе представить, что все это было со мной. Как много было впереди — даже та сцена, когда…

Мало ли какая сцена была впереди!

Мы возвращались уже среди сумерек. Цветы уже все казались белыми — и они были очень неподвижными, эти маленькие белые кресты, кресты сумерек.

Наши ноги в футбольных бутсах ступали по ним. Мы просто не видели их. Это теперь, вдруг оглянувшись, я увидел целый плащ цветов — белый, упавший в траву рыцарский плащ

«С уходом Маяковского ушел судья. Страшней была ответственность писателя, когда был жив Маяковский. Пишешь для читателя, для времени — но пишешь также и для того, чтобы услышать похвалу от мастера, которого боишься».

М.Файнзильберг, В.Катаев, М.Булгаков, Ю.Олеша, И.Уткин на похоронах Владимира Маяковского. 1930.

Сергей Есенин. Анатолий Мариенгоф.

Анна Ахматова и Борис Пастернак.

1946.

«Председательствовал Горький. Когда думает — молод. Не молод — зрелость. Когда улыбается — старик. Генеральская старость».

Юрий Олеша, Алексей Толстой, Лев Никулин, Валентин Стенич на Первом Всесоюзном съезде писателей.

С Константином Фединым. 1934.

Федор Гладков. Лидия Сейфуллина.

С Исааком Бабелем. 1934.

«…судьбой с самого начала нам было предназначено стать вечными друзьями-соперниками или даже влюбленными друг в друга врагами. Судьба дала ему, как он однажды признался во хмелю, больше таланта, чем мне, зато мой дьявол был сильнее его дьявола. Что он имел в виду под словом «дьявол», я так уже никогда и не узнаю» (Валентин Катаев).

Александр Грин. На обороте фотографии надпись: «На память об А.С.Грине

Михаил Зощенко. Юрию Карловичу Олеше. Н<ина>Грин».

Осип Мандельштам.

Юрий Олеша и Ольга Суок. 1931.

«Тогда старый клоун подошел к холщовой перегородке и позвал.

Он сказал странное имя, произнес два звука, как будто раскрыл маленькую деревянную круглую коробочку, которая трудно раскрывается: —Суок!

Прошло несколько секунд. Потом холщовая створка приподнялась, и оттуда выглянула девочка, чуть наклонив голову с растрепанными кудрями. Она смотрела на доктора немного снизу, внимательно и лукаво»(«Три толстяка»).

Лидия Багрицкая (Суок) и Эдуард Багрицкий. Конец 1930-х годов. Виктор Шкловский.

Владимир Нарбут, Серафима Суок и Игорь Россинский, сын Ольги Суок.

Юрий Олеша. Силуэт выполнен В.Ардовым. 1933.

Вид из окна квартиры. Рисунок Ю.Олеши.

Юрий Олеша. Рисунок О.Суок. Ашхабад, 1943,

«Что это такое все же — мое появление в мире, мое существование в нем и необходимость из него уйти? Подумать, в миллионах лет и пространств существует хрусталик и моей жизни».

Могила Юрия Олеши на Новодевичьем кладбище в Москве.

Мы доехали только до 3-й гимназии, дальше пошли пешком. Скамья возле аптеки, красные кресты в окнах… Можно также любоваться на огромные бутыли с крашенной розовым и желтым водой… Они символизируют микстуру… Возле крыльца — железная, торчащая из земли штучка для того, чтобы посетитель не лез с грязными ногами на крыльцо и потом в аптеку, а сперва чтоб счистил грязь с подошв. А крыльцо — каменное; стертые почти до тонкости блинов две или три каменные ступеньки.

Мимо аптеки, дальше!

Поперек хода — сквер. Мы не смотрим на него, он сильно вбок от нас; видят его наши локти. Это Лидерсовский бульвар. Так ли это? Память, ты еще существуешь? Это Лидерсовский бульвар.

Я устал! Боже мой, смилуйся надо мной! Мы идем, пять или шесть подростков, — идем на футбол!

Довольно, довольно этих отрывков!

Все, что я написал, сводится к рассказу о звездах или о животных. Еще пронизывают мои строки крики цирка…

Довольно! Довольно!

4 августа

Совершено чудовищное преступление против человечности: болгары сбили случайно зацепивший их территорию пассажирский самолет Израиля[237]. Погибло пятьдесят восемь человек. Он взорвался, самолет, по всей вероятности, от попадания снаряда или пули в бак.