Книга путешествия. Крым и сопредельные области

Когда это страшное письмо было прочитано в диване и провозглашено всему крымскому народу, в ханском кёрюнюше состоялось его обсуждение, или великий кенгеш. О величие Божие! Крымское войско бушевало, дыбилось и мутилось подобно морю. Все карачи волновались и кричали, и со всех сторон ходили волнами. Все капу-кулу

, когда началось обсуждение, говорили: «Нет! Мы рабы хана. Но мы капу-кулу, [потомки] тех двенадцати тысяч, что послал ханам султан Баезид-хан из рода Османов. Кто бы ни был ханом, пусть приезжает, да смилостивится Бог!».

Карачи, бадраки и ногаи, Ширины и Мансуры взволновались и предлагали тысячи вещей. В конце концов, они так ни до чего и не договорились. Некоторые кричали: «Пусть Хаджи Герай-султан осадит крепость Кефе!», другие кричали: «Встанем лагерем у крепости Ор и не пустим в Крым хана, везиря

Ислама-агу и калгу Кырым Герая, будем биться с османцами». Многие говорили: «Нет! Как в горах Янболи, Слована и Провадии[424] охотятся на зайцев, так и мы, оседлав коней, придем в Эдирне[425] или в Салоники и будем охотиться на людей!». И много ещё говорилось там недостойных вещей. Но люди умные и деловые, старики и аталыки, совершенно не слушали этих слов и коварным и смехотворным речам хода не давали. Они говорили так: «Да будет так, мой падишах

! Должность в этом мире подобна салфетке. Ты дважды был смещён, и османцы снова жаловали тебе ханство. Поедем-ка в Эдирне. Что будет — то будет, а там посмотрим».

Карачи сказали: «Если ты подчинишься Османам, тебя и всех твоих родных унизят и убьют. Выступай тотчас же, и будем биться с османцами!».

Как говорят, «Раб [Божий] предполагает, а Бог располагает». В конце концов, поразмыслив, будучи правоверным и единобожным падишахом, равным в величии Джему, [хан] не послушался советов крымского народа и не поднял восстания, посчитав это недостойным, но и не хотел ехать к Высокому Порогу. Снизойдя, он сказал: «Те, кто хочет ехать к Порогу Счастья, пусть едут по морю или по суше. Я же, распорядившись всеми своими делами, отправляюсь со своими карачеями по суше». Когда он так сказал, крымский народ обрадовался: «Если хан идёт по суше, значит, он собирается в набег на османцев». Они очень обрадовались и успокоились.

Описание событий, последовавших за обсуждением у высокодостойного хана

В ту ночь хан устроил совещание со своими преданными друзьями, приятелями и товарищами. Он сказал: «Смотрите, люди! Двадцать семь лет назад я видел сон, что я приподнял подол падишаха

Дагестана и спрятал там свою голову, и сказал: «Спаси, мой падишах!». В то время я рассказал это Эвлие Челеби, и тот сказал: «Наверное, мой падишах, ты пойдешь [войной] на падишаха Дагестана». А теперь этот сон сбывается. Я отправляюсь к шаху кумыков, облачившись в рубище. С этих пор мне не нужно ни венца, ни удовольствий и счастья, ни трона». Он открыл свою казну, но не тронул многих сотен тяжелых мешков, которые пришлось бы таскать несколько ночей вьюками. Он оставил там старшего сына Ахмед Герай-султана, а с собой взял Селим Герай-султана и Огуз Герай-султана, Джанибек Герая и Мубарек Герая, своих сыновей. Он снарядил походный кош в триста всадников, освободил из оков пленника Чуфут-кале неверного Шеремет-бана, посадил его на лошадь, приковав его руки к голове.

Когда он уже собрался, этот недостойный его увидел. Я сказал: «День этого моего прихода в Крым был злосчастным днём, я увидел дни расставания». Я тяжело вздохнул и продолжил: «О, мой хан! Я здесь чужестранец, на кого ты меня здесь оставляешь? После тебя мне в Крыму ни единого мига оставаться нельзя. Куда ни поедет мой хан, я поеду за ним». Хан сказал: «Мой Эвлия! Если ты поедешь со мной, когда я расстался с венцом, удовольствиями и счастьем, поедем!». Сказав так, он подарил мне соболью шкурку, семь коней и сто алтунов дорожных денег и прибавил: «Браво, браво, Эвлия! Ты поедешь со мной!».