Книга странных новых вещей

— Я надеюсь, что он скорее покажется, — объяснила Грейнджер, — если машина будет та же самая. Он, наверно, видел тебя издали.

— Дело было ночью.

— Машина же освещена. Он мог приметить ее за милю.

Питер думал иначе. Он больше склонялся к тому, что Тартальоне наблюдает мерцание в корыте самогона, разглядывает смутные образы воспоминаний, медленно умирающие в его черепной коробке.

— А если мы его не найдем?

— Мы найдем его, — сказала Грейнджер, вглядываясь в неприметную дорогу.

— Но если не найдем?

Она улыбнулась:

— Надо верить.

Небеса загрохотали.

Минутой позже Питер спросил:

— Можно я проверю Луч?

Грейнджер пошарила на приборной панели, не уверенная, оборудован ли Лучом этот автомобильчик. Ящичек выполз, как язык, предлагая два омерзительных предмета, похожие на огромных мумифицированных слизней, со второго взгляда оказавшихся двумя заплесневелыми сигарами. Другое отделение явило какие-то листки бумаги, расцветившиеся радужными пятнами, хрупкие и скукожившиеся, как осенние листья. Видимо, сшиковские работники мало пользовались катафалком Курцберга после исчезновения пастора или даже совсем не пользовались. Может, они полагали, что машина проклята, или сознательно решили оставить ее в покое, на случай если священник однажды вернется. Пальцы Грейнджер нащупали наконец Луч, и тот оказался на коленях у Питера. Он проверил сообщения от Би. Ничего. Может, это устройство не было настроено. Может, обещание постоянной связи было иллюзией. Он проверил снова, рассуждая, что если Би послала письмо, то важна каждая секунда между «не прибыло» и «прибыло».

Ничего.

Чем дальше они ехали, тем темнее становилось небо. Не беспросветно-черным, словно клобук, но не менее грозным. Снова ударил гром.

— В жизни не видел ничего подобного, — сказал он.

Грейнджер мельком взглянула в боковое окно.

— А я видела, — сказала она. Потом, чтобы смягчить его скептицизм, добавила: — Я здесь дольше тебя. — Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Слишком долго.

— Что происходит?

— Происходит?

— Когда становится так темно?

Она вздохнула:

— Идет дождь. Просто дождь. А чего ты ждешь? Это место — одно большое разочарование.

Он раскрыл рот, чтобы возразить. Защитить невыносимо прекрасную эту планету или сделать замечания по поводу всего проекта СШИК, но не успел — молния расколола небо, в окнах вспыхнул ослепительный свет, и на машину сверху как будто обрушился колоссальный кулак.

Сотрясаясь от удара, автомобиль еще прокатился и застыл.

— И-и-сусе! — вскрикнула Грейнджер.

Она была жива. Оба выжили. И не только — они обхватили друг друга, тесно прижавшись. Животный инстинкт. Потом, смутившись, они разомкнули объятья и отпрянули. Ни царапины у обоих, ни один волос не упал с их головы. Луч на коленях Питера погас, экран отражал только его мертвенно-бледное лицо. Все огоньки на приборной панели померкли.

Грейнджер наклонилась, чтобы включить зажигание, и разозлилась, обнаружив, что ничего не выходит.

— Этого не может быть! — сказала она. Глаза ее чуть сверкали, возможно, она еще находилась в шоке. — Все должно работать нормально.

Она все еще крутила ключ в зажигании, но бесполезно. Огромные капли били по стеклам.

— Вероятно, молния что-то испортила, — вмешался Питер.

— Невозможно! — огрызнулась Грейнджер. — Никоим образом.

— Грейнджер, уже чудо, что мы выжили.

Она никак не соглашалась.

— Машина — самое безопасное место в грозу, — настаивала она. — Металлическая оболочка работает как клетка Фарадея. — Заметив непонимание на его лице, она добавила: — Этому учат в пятом классе.

— Наверно, я прогулял школу в тот день, — ответил он, а она все проверяла приборы, тыча пальцем в экран, касаясь иконок и индикаторов, несомненно мертвых.

Запах горящей электропроводки просочился в салон. Ливень бил по стеклам, уже запотевающим, так что скоро Питер и Грейнджер оказались запертыми внутри непрозрачного гроба.

— Просто не верится, — сказала Грейнджер. — Все наши автомобили сконструированы, чтобы держать удар. Они сделаны как прежние машины — построенные еще до того, как люди начали набивать их идиотской электроникой, которая то и дело ломается к чертовой матери.

Она стянула косынку с головы. Лицо у нее раскраснелось, шея вспотела.

— Надо подумать, — тихо сказал Питер, — что нам делать.

Она положила голову на подголовник, глядя в потолок.

Дождь отбивал по крыше ритм военного марша, словно солдаты из давно минувшего тысячелетия шли на битву и били в барабаны, болтающиеся на ремнях у бедер.

— Мы ехали-то всего несколько минут, — сказала Грейнджер. — База, наверно, еще видна.

Не желая выходить из машины и мокнуть, она повернулась на сиденье и глянула в заднее стекло. Ничего не разглядев, кроме запотевшего стекла и койки, Грейнджер распахнула дверцу, впустила ликующий сгусток влажного воздуха и ринулась навстречу дождю. Она постояла возле машины с полминуты, одежда дрожала и билась на ветру Потом вернулась на сиденье и захлопнула дверцу.

— Никаких признаков, — сказала она.

Блузка на ней промокла и стала прозрачной. Питер видел очертания лифчика, кончики сосков.