Читаем Книга странных новых вещей полностью

Я выйду за полночь из дому,Под луной, как когда-то мы с тобой,Я всегда гуляю за полночь.

— Когда следующая доставка пищи? — спросил Питер.

— Да пища уже здесь, приятель, — сказал славянин, поглаживая стойку. — Будет доступна для потребления через шесть часов… и двадцать семь минут.

— Прошу прощения. Я здесь новичок и не понимаю системы. И я очень голоден. Нельзя ли… мм… сделать доступным что-нибудь пораньше и отметить, что потребление произошло через шесть часов?

Славянин прищурился:

— Это будет… неправдой, братан.

Питер улыбнулся и опустил голову, признавая поражение. Пэтси Клайн пела «Так я тебе говорю о своей любви…», когда он отошел от барной стойки и сел в кресло у полки с журналами прямо за спящим человеком.

И только он погрузился в обивку кресла, как сразу же нахлынула усталость, и он понял, что если не встанет немедленно, то заснет. Он наклонился к журналам, быстро совершив ревизию наименований. «Космополитан», «Ретроигрок», «Мужское здоровье», «Ваша собака», «Вог», «Винтажные самолеты», «Грязные минетчицы», «Дом и сад», «Врожденный иммунитет», «Автоспорт», «Научный дайджест», «Гениальные кулинарные идеи»… Довольно обширный выбор. Сильно зачитанные и только слегка устаревшие.

— Эй, пастор!

Он обернулся. Двое чернокожих за одним столом захлопнули книгу, решив, что для вечера достаточно. Один из них держал в руке завернутый в фольгу предмет размером с теннисный мячик, демонстративно крутя его. И бросил его, как только Питер обратил на него внимание. Питер поймал легко, ни на секунду не заколебавшись. Он всегда был прекрасным кетчером. Оба чернокожих подняли кулаки в приветственном жесте. Питер развернул фольгу и нашел там брусничный маффин.

— Спасибо!

Его голос звучал непривычно в акустике кафетерия, соревнуясь с диджеем, продолжившим комментировать жизненный и творческий путь Пэтси Клайн. На этом этапе истории Пэтси уже погибла в авиакатастрофе.

«…личные вещи не были проданы вместе с домом. Записи переходили из рук в руки людей, не понимавших, каким сокровищем они владеют, пока не оказались сваленными в кладовке ювелира, где и провели несколько лет. Представьте себе, друзья! Волшебные звуки, которые вы сейчас слышали, были заперты в темной кладовке, чтобы, возможно, никогда не увидеть света дня! Но мы будем вечно благодарить этого ювелира, наконец проснувшегося и совершившего сделку с „Эм-си-эй-рекордс“…»

Брусничный маффин оказался необычайно вкусным, одно из лучших яств, которые Питер когда-либо пробовал. И как сладко было осознавать, что сам он не на враждебной территории.

— Добро пожаловать в рай, пастор! — крикнул один из благодетелей, и все, кроме спящего азиата, засмеялись.

Питер повернулся к ним и лучезарно улыбнулся:

— Да уж, все выглядит лучше, чем несколько минут тому.

— Вперед и вверх, отче! Это лозунг СШИК — в каком-то смысле.

— Понятно, — сказал Питер, — и что, ребята, нравится вам здесь?

Чернокожий, бросивший маффин, задумался, приняв вопрос всерьез.

— Нормально, братан. Как и везде.

— Погода клевая, — вставил словечко его спутник.

— Он хочет сказать: хорошая теплая погода.

— И это клево, приятель, я так и сказал.

— Вы знаете, я еще не был снаружи, — сказал Питер.

— О, непременно пойдите, — сказал тот, что начал разговор, словно предполагая, что Питер предпочитает провести все время на Оазисе, не выходя из квартиры. — Стоит посмотреть, пока не рассвело.

Питер встал:

— Хорошая идея. Где здесь… э-э… ближайший выход?

Бармен вытянул длинный костлявый палец к пластиковому освещенному знаку, говорящему большими буквами «НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!», а под ним уже меньшим шрифтом: «ПИТАЙТЕСЬ ОТВЕТСТВЕННО. ПОМНИТЕ, ЧТО ВОДА В БУТЫЛКАХ, ГАЗИРОВАННЫЕ НАПИТКИ, ПЕЧЕНЬЕ, КОНДИТЕРСКИЕ ИЗДЕЛИЯ И ВСЕ ПРОДУКТЫ С ЖЕЛТЫМИ НАКЛЕЙКАМИ НЕ ВКЛЮЧЕНЫ В БЕСПЛАТНОЕ ПИТАНИЕ И СТОИМОСТЬ ИХ БУДЕТ ВЫЧТЕНА ИЗ ЗАРПЛАТЫ».

— Спасибо за подсказку, — сказал Питер, уходя, — и за еду!

— Всего, братан.

Последним, что Питер слышал, был голос Пэтси Клайн, на этот раз в дуэте, исполненном через много десятилетий после ее смерти благодаря чудесам современной техники.


Питер вышел через раздвижную дверь на воздух Оазиса и, вопреки иррациональному опасению, не умер вмиг, затянутый безвоздушным круговоротом или скукожившись, точно шкварка на решетке гриля. Напротив, его окутал влажный, теплый ветерок, кружащийся аромат, похожий на пар, но горло от него не спирало. Он побрел в темноту, и путь его лежал во мраке, если не считать далеких фонарей. В пугающем пространстве аэропорта СШИК мало что было видно, акры и акры мокрого черного асфальта, но он же хотел выйти наружу, так что вот он идет, прогуливаясь по планете.

Небо было черно, черный аквамарин. Аквамари-и-и-и-ин, как сказал бы Би-Джи. Виднелась лишь дюжина звезд, несколько меньше, чем он привык видеть, но каждая сверкала ярко, не мигая, окруженная зеленым ореолом. Луны не было вовсе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги