Книга, Театр и Колесо

Они вошли в комнату, в которой было не менее дюжины книг, среди них — ни одной Библии. Он пробормотал что-то уважительное.

Женевьева засмеялась:

— Я думала, вы рыцарь неискушенный. Что значат для вас книги?

Он в затруднении пожал плечами.

— Библия — это книга. Я уважаю книги и стараюсь читать, когда есть возможность.

— Не желаете ли почитать эти?

— Сочту за честь. — Он открыл один толстый том и вгляделся в угловатые латинские письмена. — Эту я знаю. — Он улыбнулся, вспомнив свой вчерашний разговор с Жаком. — Это Туллий.

— Цицерон, вы хотите сказать.

— Кто?

— Цицерон. Это его римское имя. — Она жестом пригласила его присоединиться к ней за столом у единственного окна в комнате. — Вот. Я хотела подарить вам это.

То, что она держала, оказалось одиноким пергаментным листком того же размера, что и страницы, составлявшие захваченные Жаком памятные записки. На нем чья-то уверенная рука нарисовала фигуру совсем юной женщины. У нее были волосы, глаза и платье, которые Невиль описывал Женевьеве прошлой ночью. В ее взгляде было сострадание, над головой висела светящаяся корона, и выше — голубь.

Ее левая рука протягивала оливковую ветвь.

Кроме изображений Богородицы, Невиль уже несколько лет не видел ни единого женского портрета. Он осторожно взял этот у Женевьевы, его глаза наполнились слезами, когда он посмотрел на него.

— Это она, — сказал он. — Спасибо.

— Из вашего рассказа, — сказала она, — стало ясно, что вы нуждаетесь в прощении своей жены.

Женевьева включила в картину ткацкий станок, собаку, книгу и гроздь винограда — все подробности ее жизни, которые леди не без труда выудила из него прошлым вечером. Теперь образ в его руках, казалось, горел; он уже много лет не рисовал себе Сесиль за ткацким станком.

Он вытер глаза:

— Я буду им дорожить.

— Только не показывайте его брату Жаку, — посоветовала она. — Чтобы он не конфисковал и этот тоже.

— Он похож на страницы, которые мы видели прошлым вечером, — сказал он. — Те тоже рисовали вы?

Она кивнула.

— Мы знаем, что страницы — это система памяти, — мягко сказал Невиль. — Не то чтобы вещь неслыханная; Жак ее сразу определил.

— О-о. — Женевьева на мгновение насупленно уставилась в стенку. — Столько знаний утеряно. Иногда мы забываем, как многое было сохранено. Я не знала, что Церковь сберегла Искусство памяти.

— Церкви ведомо все, — искренне высказался он.

— Конечно. — Но ее улыбка при этих словах казалась грустноватой.

* * * *

Брат Жак ждал, пока Невиль вернется со своей ежедневной выездки. Инквизитор был полон лихорадочной энергии; он постоянно оглядывался по сторонам, а пальцы его то и дело касались висевшего на шее креста.

— Вот и ты!

— Я искал тебя раньше, — сказал Невиль. Он спешился и похлопал жеребца по шее. — Где ты был?

— Видел собственными глазами, что кое-что сказанное нам оказалось правдой.

— Что ты имеешь в виду? — Невиль потянул за поводья и направился к конюшням.

— Тише. — Жак огляделся. Рядом никого не было. — Кое-что, что мы узнали от этого Родриго. Байки о секретном гроте здесь, в поместье. Это казалось слишком фантастическим, чтобы быть правдой, и все же это так! Я только что был там. Невиль, это место дьявола. Мы должны немедленно уходить отсюда.

— Что? О чем ты говоришь?

— В склоне холма есть языческий храм. За ним кто-то приглядывает. Эта леди, нет сомнений. Что бы еще она делала со своими деньгами? Мы должны сейчас же уйти. Мы сами с этим не справимся. Необходимо вызвать надлежащие власти.

— Погоди. — Невиль положил руку ему на плечо. — Я уверен, что леди здесь ни при чем. Мы сможем узнать больше, если останемся добрыми гостями в доме, чем если приведем войска.

Жак странно посмотрел на Невиля.

— Понятно. Ты действительно так думаешь?

— Я думаю, что проблемы этих людей больше связаны с конфликтом с герцогом, чем с церковью. Меня бы совсем не удивило, если бы на холме были какие-то старые языческие руины — леди Романаль сказала мне, что когда-то здесь была вилла римского сенатора. И разве некоторые из самых сокровенных святынь в Риме не построены на вершинах языческих храмов?

— Сэр Невиль, этот храм действующий. — Он поколебался, а потом сказал: — Есть кое-что еще.

Невиль привел свою лошадь в конюшню и начал ухаживать за ней. Этим утром они изрядно пробежались, Невиль и сам чувствовал себя разгоряченным и раздражительным. Помыв лошадь, он почувствует себя лучше, как если бы вымылся сам.

Жак замер снаружи стойла.

— Извини, что не рассказал тебе раньше об этом деле все, — сказал он. — Но богословие не твоя забота. Ты наш защитник, конечно…

— Которому нужно знать, когда защищать. — Невиль вздохнул. — Чего ты еще мне не сказал?

— Одним из свидетелей против Родриго был человек, который утверждал, что участвовал в сатанинском обряде, проводимом Родриго. Мы думаем, что торговцы леди Романаль распространяют такую скверну под видом торговли и при помощи ее альмистра.

Невиль коротко рассмеялся. Лошадь его заржала и фыркнула, словно соглашаясь.

— Злодей-альмистр? Мне трудно поверить, что человек может творить злодейство, раздавая деньги бедным.

Жак подозрительно поглядел на лошадь.