Книга теней

Ее лицо исказила уродливая гримаса; не знаю, что на нее в ту минуту нашло, но словно какая-то маска прикрыла ее красоту; та исчезла. Мне стало страшно, и я отшатнулась… Вскоре я уже пиликала на скрипке, извлекая из нее визгливые звуки, под которые Перонетта извивалась в похотливом и сладострастном танце, словно змея в корзине факира, зачарованная звуком дудки.

– Быстрее, быстрее ! – требовала она, и я играла быстрей, хотя конские волоски на смычке рвались один за другим.

В левой руке Перонетты появилось распятие.

– Играй! – (И я опять и опять водила уже мало на что годным смычком по струнам. Я так сильно прижимала скрипку к себе, что боялась, как бы не обломился ее тонкий гриф.) – Громче! – (Смычок елозил по струнам со скрипом и визгом. Ужасный звук, вполне подходящий для бесовской джиги!) – Да, да… вот так, еще громче!

Перонетта продолжала кружиться и раскачиваться на подоконнике под эту инфернальную музыку. Я же все время оставалась скрытой за плотной занавесью. Непристойные движения Перонетты были настолько размашисты, что я не сомневалась в ее скором падении с подоконника. Войдя в раж, она принялась неистово мотать головой, размахивая таким образом и париком, роль которого играла красная юбка. Я готова была умереть со стыда, видя, что вытворяет она с распятием, то и дело зажимая его между ног через ткань монашеского одеяния. Но все, что я могла сделать, – это водить смычком по струнам! Я не решалась остановиться. Не решалась ослушаться. И тут я услышала вопль, заглушивший какофонию звуков скрипки. Резкий, пронзительный, он словно вскарабкался вверх по каменной стене, чтобы попасть нам в уши. Перонетта спрыгнула с подоконника и выхватила у меня из рук смычок.

– Хватит, – проговорила она с улыбкой и довольно зловеще добавила: – Получилось.

Через несколько секунд распятие вернулось на стену, скрипка – в футляр на столе, а комнате был возвращен прежний порядок. Перонетта стерла с лица пудру, быстро сняла через голову робу. И снова она предстала передо мной нагая. Роба и красная юбка вернулись в шкап. Затем девушка быстро накинула платье, не потрудившись надеть нижнее белье, которое запихнула ногой под кровать: крючки и пуговицы отняли бы слишком много времени, а его не хватало. Нужно было спешить. Куда? Зачем? Я не имела представления.

– Идем, – приказала Перонетта, указывая во двор. – Видишь, что творится внизу? – Я бросилась было к окну, так сильно мне хотелось узнать, что за ним происходит, но Перонетта, шикнув, остановила меня: – Arrete

, дурочка! Тебя же увидят. Встань у занавески и тогда смотри.

– Да, конечно, – пробормотала я. – Разумеется, нас не должны видеть… – И я встала у края окна, чтобы глянуть во двор. То, что я увидела, я смогла описать словами лишь гораздо позже; а в ту минуту, когда я отпрянула от занавески, единственным, что послужило для Перонетты подтверждением успеха ее затеи, стало выражение ужаса на моем лице. Она в последний раз обвела взглядом комнату и, решив, что та выглядит удовлетворительно, позвала меня:

– Иди за мной, быстро!

Я повиновалась, но вот что я увидела на немощеном монастырском дворе, еще покрытом грязью и лужами, оставшимися после недавнего дождя.

Группа воспитанниц, в основном самых младших, окружили распростертую на земле фигурку. Девочка лежала бездвижно; она казалась такой маленькой, такой безжизненной, что я испугалась, не мертва ли она. Глупо, конечно. Одна из монахинь – кажется, сестра Клер, хоть я и не могу быть уверена, – склонилась над упавшей. Кто-то уже торопливо протягивал ей нюхательную соль, и сестра Клер (это, скорее всего, была именно она) пыталась привести бедняжку в чувство. У той оказался простой обморок. (Вскоре я узнала, что это была юная Елизавета, о которой мы прежде даже не слышали.) В тот самый момент, когда, спрятавшись за складками занавеси, я увидела, что Елизавета приходит в себя, та, возбужденная и находящаяся под воздействием паров соли – без сомнения, очень сильной, – вдруг села сама, вскрикнула и указала на то самое окно, у которого я стояла. Я поспешно отскочила. Неужто меня увидели? А что, если кто-то из девочек проследил, куда показывает ее палец? Выглянуть еще раз я не решилась, но ответ последовал тут же, поскольку снизу донеслось множество криков, слившихся вскоре в один, и я четко расслышала слово: «Сатана». Оно повторялось снова и снова, передаваясь от одной девочки к другой. Тут я и услышала приказ Перонетты: «Иди за мной, быстро!» Не скомандуй она, я бы так и осталась стоять в той комнате, словно пораженная громом, среди складок занавеси, в то время как толпа воспитанниц и монахинь бегом – я была в этом уверена – поднималась по главной лестнице, чтобы вот-вот ввалиться в покои матери-настоятельницы.

Перонетта схватила меня за руку, словно ребенка. Мы открыли дверь в коридор и тут же услышали топот и шарканье множества ног, доносившиеся со стороны лестницы. Еще одна армия воспитанниц наступала со стороны дормитория.

Перонетта закрыла дверь и заперла ее.

– Теперь они точно меня исключат, и я…