Книга, в которой исчез мир

Купец поблагодарил его и живо обрисовал Николаю цель его путешествия. Опустошительный пожар 1764 года причинил городу громадный ущерб, от которого он до сих пор по-настоящему не оправился. Прежде всего надо будет посетить Кнейпгоф. Из трех городов, от слияния которых возник Кенигсберг, Кнейпгоф самый красивый, стоит он на живописном острове, образованном водами Приголи, которая его обтекает со всех сторон. Альтштадт и Лебенихт менее интересны. Главная улица в Кнейпгофе — Ланггассе, а в Альтштадте ему следует посетить Шлоссберг и Французскую улицу. Потом купец спросил Николая, к какому роду путешественников тот относится, так как если не считать таких же, как он, купцов, то совершенно очевидно, что к уже известным трем видам прибавился в последнее время и четвертый, к коему Николай скорее всего и принадлежит, не правда ли?

— Вот как? — изумленно спросил Николай. — И что же это за вид?

— Я много лет путешествую по этой дороге, — начал отвечать купец, — и снова и снова встречаю уставших от цивилизации одиночек, которых тянет в Альпы, людей, интересующихся экономическим прогрессом и едущих поэтому в Англию, или политических безумцев, направляющихся во Францию. Но теперь многие едут в Кенигсберг, поэтому-то я и спрашиваю вас, зачем едете туда вы.

— Это семейные дела, — ответил Николай, чтобы избежать дальнейших расспросов и объяснений.

— Ах да, это, конечно, основательная причина. А я уже испытал искушение назвать вам новую категорию путешественников.

— И что же это за категория? — снова спросил Николай.

— Я даже не знаю, как их назвать. Может быть, паломниками, хотя они не кажутся религиозными. Прежде всего это студенты, как правило, довольно оборванные, хотя встречаются и сыновья знатных фамилий. Они стекаются сюда со всех сторон и проводят несколько месяцев в городе, чтобы послушать курс одного профессора, который на протяжении вот уже нескольких лет не написал ни одной книги. Да, кстати, ему уже пятьдесят семь лет, и он уже свершил дело своей жизни, иначе он не смог бы столь сильно притягивать к себе юные души.

— И как зовут этого человека?

— Вероятно, его имя вам неизвестно. Или, быть может, вы интересуетесь метафизикой?

— Нет, не интересуюсь.

— Его зовут Иммануил Кант.

Николай пожал плечами.

— Нет, я никогда не слышал о нем. Но почему весь мир тянется к нему?

— Ну, естественно, не весь мир. К нему едут совершенно особые люди.

— Вы знакомы с этим господином?

— Несколько лет назад я имел честь присутствовать на обеде у графа Кайзерлинга. Там был и господин профессор Кант. Он отличается даром живого общения и обладает изящными манерами поведения. Глядя на него, трудно предположить, что в нем скрывается глубокий исследовательский дух, который ему приписывают. Говорят, что в Кенигсберге у него множество последователей, и он — главная причина того, что там собираются в таком множестве метафизики со всего света. Так как он возбудил во мне немалую симпатию, то при первой же возможности я даже посетил одну из его лекций. Он читал курс, который встретил горячий прием и имел конечной целью преподать слушателям верное понимание о людях и их поступках. Поскольку я жалкий дилетант, то, естественно, не все понял. Но свои лекции он оживляет историями и анекдотами всех земель и народов, что очень нравится слушателям. Это очень всем нравится, и тем большее огорчение вызывает у них то, что он не хочет больше ничего писать. Он постоянно обещает выпустить в скором времени небольшой том, но этим все и ограничивается.

— И вы говорите, что студенты съезжаются сюда отовсюду?

Купец ответил энергичным утверждением.

— Могу вам сказать, что я езжу по этой дороге уже одиннадцать лет и мог бы составить целую библиотеку из тех разговоров, которые ведутся в каретах об этом профессоре Канте. Удивительнейшие, впрочем, разговоры, так как нет никакого единодушия в оценке того, что, собственно, представляет собой учение господина Канта. Это учение имеет особенное свойство волновать души, хотя в конечном итоге оно, естественно, апеллирует к разуму. Правда, мне кажется, что ему самому не вполне пока ясны его рассуждения, иначе он бы уже давно записал их.

— И кто же его студенты? — спросил Николай.

— В большинстве своем это полуголодные пасторские сыновья с воспаленными от постоянного чтения глазами, которые пускаются сюда в дальний путь из Лейпцига или Берлина. Но немало видел я также богатых и благородных господ, коих влечет в эту глухую часть мира любопытство. Вы случайно не принадлежите к этой категории?

— Нет, совершенно нет, — ответил Николай, изо всех сил стараясь скрыть свое возбуждение. — Благородные господа, говорите вы? Они едут в Кенигсберг учиться?

— О да, многие принцы из всех частей мира делают здесь остановку и посещают курс профессора Канта. Но преимущественно это молодые люди из бюргерского сословия, почему я ошибочно и причислил вас к этой категории. Надеюсь, вы простите мне это заблуждение.