Книга, в которой исчез мир

Ди Тасси прибыл не один. Его сопровождали трое важных господ. С двумя из них врач столкнулся по прибытии в замок на первом этаже. Эти одетые в гражданское платье чиновники имперского министерства юстиции с непроницаемыми лицами и надменными манерами выполняли на первом этаже какие-то инструкции ди Тасси. Но что именно здесь происходило, Николай не понимал. Он, конечно, знал о слухах, которые начали ходить по всей округе сразу, как только стало известно о смерти Альдорфа. Труп обнаружили ночью во вторник. Уже в среду перед ратушей Нюрнберга собралась взволнованная толпа. Некоторые богатые горожане в прошлом ссужали графа деньгами и желали зарегистрировать в магистрате свои заемные письма. Состоятельных горожан выпроводили из магистрата, причем одновременно выяснилось, что некоторые его члены тоже одалживали графу деньги, и их требования как приоритетные будут рассмотрены в первую очередь. А в четверг в Нюрнберге появился ди Тасси.

Поначалу Николая не слишком сильно волновала эта суматоха. Он передал Мюллеру доклад, задал несколько вопросов относительно умерших жены и дочери Альдорфа, но не узнал ничего, что могло бы хоть сколько-нибудь прояснить их судьбу. Мюллер пояснил, что весной, еще до приезда Николая в Нюрнберг, в округе от грудной и брюшной водянки умерли более сорока человек, а как известно, среди больных царит то самое равноправие, о котором мечтают горячие республиканские головы французских вольнодумцев: перед болезнями все равны.

Стоя спиной к Николаю, ди Тасси задал ему следующий вопрос:

— Вы также сказали, что за вами послал господин Зеллинг?

— Да.

— Но когда вы прибыли в замок, граф был уже мертв?

— Да. Я думаю, что он умер накануне моего приезда.

Ди Тасси откашлялся, обернулся и, прищурив глаза, внимательно посмотрел на Николая. Тот же не переставал удивляться внешности этого австрийца. Все черты многоязычного государства, порождением которого был ди Тасси, явственно запечатлелись в его облике. Черты лица выдавали его итальянское происхождение, о котором свидетельствовало и его имя, но сложением и ростом он нисколько не походил на итальянца. Ди Тасси был на целую голову выше Николая, которого тоже нельзя было назвать низкорослым. Когда ди Тасси задумывался, а это случалось довольно часто, то подпирал рукой подбородок, и врач отметил необычную длину его локтя. Этот человек говорил по-немецки с венским акцентом, но в то же время не так, как другие австрийцы, с которыми случалось сталкиваться Николаю. Очевидно, немецкий язык не был родным для ди Тасси. Со своими подчиненными советник юстиции общался либо на каком-то диалекте итальянского, который Николай не понимал, либо на чистейшем французском. С одним из чиновников ди Тасси общался на совершенно непонятном наречии, вероятно, по-венгерски.

— А где состоялся разговор между вами, Зеллингом, Калькбреннером и Циннлехнером?

— В какой-то комнате на первом этаже. Где она находится точно, мне неизвестно.

— И вы полагаете, что господин Калькбреннер всеми силами препятствовал тому, чтобы кто-либо вошел в библиотеку?

— Да, таково было мое впечатление. Но все мои умозаключения, выведенные из этого впечатления, являются чисто умозрительной спекуляцией. Гораздо лучше о мотивах Калькбреннера могут судить господин Зеллинг и господин Циннлехнер.

Ди Тасси вскинул брови.

— Оба эти господина исчезли из замка сегодня утром. Мы, конечно, сумеем их найти, но пока я спрашиваю об этом вас.

Николай насторожился. Исчезли? Все трое? Он хотел было задать ди Тасси вопрос, но тот опередил врача и заговорил первый:

— Я прошу вас, лиценциат Рёшлауб, передать мне содержание разговора, состоявшегося в тот вечер.

— Господин Калькбреннер был против того, чтобы без разрешения входить в библиотеку. Именно поэтому я придумал трюк с собакой. Когда мы привели в исполнение мой замысел, господин Калькбреннер весьма поспешно покинул замок. Господин Зеллинг по этому поводу заметил, что Калькбреннер обманул их. Это все.

— Ничего больше не бросилось вам в глаза? Я имею в виду какие-либо разговоры между Зеллингом и Циннлехнером.

Николай отрицательно покачал головой.

— У меня создалось впечатление, что оба эти господина недолюбливают господина Калькбреннера. Но каких-либо разногласий между камергером и аптекарем я не заметил. Они оба проявляли добросовестную заботу о графе.

Собеседник Николая сел на табурет и задумчиво потер виски. После недолгого молчания он продолжил расспросы:

— Давайте вернемся к Альдорфу. От чего он умер?

— Он принял яд. Цикуту.

— Вспомните хорошенько. Как вы его обнаружили?

Николай как мог подробно описал события того вечера. Когда Николай начал описывать положение тела Альдорфа, ди Тасси перебил его:

— Не слишком ли это странно? Ожог. Что за головня? Как вы объяснили себе эту странность?

Николай в ответ изложил то, что казалось ему вполне логически обоснованной возможностью: граф Альдорф принял яд и приложил к голени тлеющую головню, чтобы убедиться в том, что наступило полное онемение и паралич.

— Но зачем он это сделал?