«Книга Великой Ясы», или Скрижали Чингисхана

Первоисточниками для нас являются монгольские легенды, повествующие о прародителях Чингисхана отнюдь не с позиций догматики ислама; в этих легендах впервые было четко рассказано с позиций тэнгрианства, то есть культа Всевышнего Тэнгри, шаманизма древних монгольских кочевников, о небесном происхождении «главы и вождя некоторых племен» монголов Бортэ-Чино, а затем и о «небесном мандате» на ханскую власть рода хиад-боржигин Чингисхана.

Ранее в течение пяти веков передававшиеся изустно и таким образом сохранившиеся в памяти народной эти легенды впервые были письменно зафиксированы во время составления «Сокровенного сказания монголов» (первая половина XIII в.).

Автор «Сокровенного сказания монголов», если хотите, юридически закрепляя устное предание[44] предпослал ему заголовок «Прародители Чингисхана» и начал собственное изложение родословной предков Чингисхана с известия о небесном происхождении Бортэ-Чино:

«Рожденный по благоволению Всевышнего Тэнгри (Верховного божества монголов. – А. М.), – Бортэ-Чино и его жена Гоа-Мар ал – переправились через воды реки Тэнгис, пошли и сели в окрестностях горы Бурхан халдун[45], что в верховьях реки Онон» [46]

.

Дальнейшее изложение монгольским летописцем родословной прародителей Чингисхана (VIII–XII вв.), в частности, истории Алан-гоа и ее семьи (вторая половина X в.), прежде всего, проливает свет на хозяйственную и общественную организацию древнемонгольского общества в интересующую нас эпоху: «Отец Алан-гоа – хорь тумэдский ноён[47] Хорилардай-Мэргэн, а мать – Баргужин гоо; родилась Алан-гоа в уделе хорь тумэдов в местности, называемой Ариг ус… Хорилардай-Мэргэн отошел от пределов хорь тумэдскихпо причине раздоров, вспыхнувших меж близживущих родов, кои желали отвоевать друг у друга уделы, обильные зверем – соболем и белкой. Хорилардай-Мэргэн и люди его обособились, и прозвались они племенем Хорилар по имени ноёна своего. Прознав, что в окрестностях Бурхан халдуна зверя в изобилии, хорилары перекочевали в удел Шинчи баяна урианхайского[48], который поставил на горе Бурхан халдун кумира для поклонения духам-хранителям той горы»[49].

[50]

Вслед за персидским и монгольским летописцами обратим внимание читателей на следующие ключевые моменты их сообщений, которые проливают свет на интересующую нас регулятивную систему родоплеменного общества монгольских кочевников эпохи прародителей Чингисхана в VIII–XII вв.

Судя по свидетельствам процитированных нами источников, тогдашний способ хозяйствования прародителей Чингисхана соединил в себе характерные для присваивающего способа ведения хозяйства охоту, рыболовство и собирательство съедобных растений[51]

с «особым типом производящего хозяйства — кочевым скотоводством»[52]. Формирование в степях Центральной Азии хозяйственно-культурного типа скотоводов-кочевников сухих степей Евразии[53] послужило основанием говорить о новых условиях жизни древних предков монголов, которые создали переход к кочевому скотоводству.

«Прежде всего племена степных пространств Центральной Азии приобрели постоянный и достаточный источник существования, подчас даже избыток высококачественных продуктов и сырья. Количество пищи лимитировалось наличием скота, его продуктивностью и площадью пастбищ, от которых зависело теперь благосостояние коллектива… А так как скот и пастбища – легко отчуждаемое имущество, то у различных коллективов, связанных между собой отношениями родства и свойства, возникала необходимость в постоянной готовности к их защите. Это способствовало существенным изменениям в социальной организации общества. До этого община состояла, как правило, из представителей двух-трех матрилинейных тотемических родов, связанных брачными отношениями своих членов и вытекающими из этого взаимными обязательствами (совместная коллективная охота, взаимопомощь, кровная месть, нормы экзогамии[54]).