Книга заклинаний

Олив рассматривала Резерфорда из-под опущенных ресниц. Глядеть ему в глаза ей было не под силу. Он знал ее секрет. Такой человек, как Резерфорд Дьюи, конечно, не мог забыть того, что она сказала. А теперь, значит, ей придется целый день провести с ним – с мальчиком, с чужаком, с «ровесником». И он обязательно заметит и запомнит каждую странную, неловкую мелочь, все, что она сделает, что скажет.

– Нашла? – спросил Резерфорд.

– Что нашла? – Она едва заставила губы шевелиться. О мозгах даже мечтать не приходилось.

– Гримуар. Полагаю, в этой комнате искать логичнее всего. – Он остановился у подножия лестницы, глядя на Олив сквозь захватанные стекла очков.

Секунду она боролась с собой. Может, еще не слишком поздно откреститься от своей тайны? Да нет, поздно, наверное. Кроме того, пытаться разговаривать с почти незнакомым мальчиком и так было ужасно трудно. Говорить и врать одновременно без всякой подготовки – нелегкое дело.

– Еще не нашла, – ответила наконец Олив, но слова застряли в горле, и пришлось, прокашлявшись, начать сначала. – Я проверила только эти полки, но все другие пока нет.

– Я могу помочь, – сказал Резерфорд, неловко топчась с ноги на ногу. – Я очень быстро читаю. Могу где-то семьдесят страниц за час прочитать – зависит от того, какой шрифт, конечно.

Олив хотелось завопить «НЕТ!» и вытолкать его из библиотеки. Хотя нет, ей не хотелось самой его выталкивать, потому что для этого надо было бы до него дотронуться. Фу! Лучше бы гигантская невидимая рука просто схватила Резерфорда за шкирку и утащила из этой комнаты, с этой улицы прочь, до самой Норвегии или Финляндии, или где там, он говорил, сейчас его родители.

Но ничего подобного не случилось.

– Не обязательно, – пробормотала она.

– Я буду рад помочь. Хотя рукавицы, конечно, придется снять. – Он потянул за ремешок, завязанный вокруг запястья. – Мне бы не хотелось, конечно, но в них неудобно переворачивать страницы.

– Да уж, наверное, – сказала Олив.

Резерфорд поднял левую руку, чтобы позволить ей рассмотреть рукавицу получше, по-прежнему не переставая болтать без умолку.

– Это, конечно, копия, но очень точная. Купил на фестивале Ренессанса. Мастер скопировал их с немецких латных рукавиц четырнадцатого века. Рондель у них хитрый: выглядит просто как украшение, но на самом деле его назначение – блокировать рубящие удары.

Олив очень медленно кивнула.

Резерфорд осторожно стряхнул рукавицы на ковер.

– Так, я сбросил рукавицы, но это не значит, что я вызываю тебя на поединок.

– А, – сказала Олив, – хорошо.

Следующий час они провели в почти полной тишине, обыскивая стеллажи. Олив осталась наверху, на лестнице, а Резерфорд листал те книги, что стояли внизу к полу, иногда бормоча себе под нос то «интересно», то «неужели?».

Казалось, он пролистывал книги со скоростью молнии, а вот Олив никак не могла сосредоточиться. Она так нервничала, что даже дышала с большим трудом. Компания Резерфорда ее совершенно не радовала. Более того, у нее возникло чувство, что и сам дом его присутствием недоволен. Кто-то или что-то наблюдало за ними. Олив предупреждало об этом то же шестое чувство, которое выручало ее уже не раз, вынуждая вовремя пригнуться, чтобы спастись от бумажек и снежков, со свистом пролетающих мимо уха. Время текло, в библиотеке, казалось, становилось все темнее и тише, и, в конце концов, каждая перевернутая страница уже скрежетала, словно огромный лист жести. Стены словно сдвигались, нависая над ними. Им тоже хотелось вытолкать отсюда Резерфорда.

Олив очень надеялась, что они не найдут дневник с заклинаниями. Она не желала больше делиться с этим мальчиком никакими секретами. К счастью, в ней все росла уверенность, что книги в комнате вообще нет.

– Ты в этом году пойдешь в шестой класс или в седьмой? – вдруг спросил Резерфорд, не поднимая головы.

От слов «шестой класс» у Олив всегда так крутило живот, будто она проглотила пару червяков.

– В шестой, – кое-как выдавила она.

– Я тоже, – сказал Резерфорд. – Мы будем в одной школе. Я буду жить у бабушки еще по крайней мере год, пока родители не завершат исследования.

От большого горшка с папоротником у камина донесся тихий шелест. Некоторое время Олив пристально разглядывала растение, но оно больше не двигалось.

– Я уже учился в семи разных школах США, Европы и Канады, – продолжал Резерфорд, – но родители решили, что будет лучше, если на этот раз я останусь здесь.

Папоротник издал едва слышное шипение. Но Резерфорд вроде бы ничего не заметил.

– Ничего себе, – тихо произнесла Олив. – Я была только в четырех школах. – Грустные воспоминания охватили ее, покусывая изнутри, будто крошечные острозубые рыбки: как не с кем было сидеть в школьной столовой, как на физкультуре ее выбирали самой последней, как приходилось проводить перемены у забора игровой площадки, дергая травинки, чтобы окружающим казалось, что ей есть чем заняться. Девочка вздохнула. – И как тебе это? В смысле, все время менять школы?

Резерфорд пожал плечами.