Книга живых

— Кажется, что жизнь выбрасывает нас из прежней колеи и все рушится. А на самом деле она предоставляет нам новые возможности. И я этими возможностями сполна воспользовался. Построил свой бизнес. Писал, пока было интересно, снимал передачи. В общем, жил на полную катушку. А сюда приехал на похороны друга. И подзадержался по делу.

— Да, я слышал. О его смерти много разных слухов ходит. Но бог им судья. А ведь он, твой дружок, в свое время тоже меня доставал, — заметил Володя Матвеев.

— Это как?

— Будучи мэром-акимом Алма-Аты, он отжимал по приказу Папы у меня радиостанцию. Дошло до того, что налетели «маски-шоу» и, разгромив мою радиостанцию, вывезли все оборудование, до последней лампочки…

Дубравину стало как-то неловко за своего друга. О покойниках либо хорошо, либо никак. Но что делать, если говорят правду? Из песни слова не выкинешь. Были в их истории и такие страницы. Когда-то Амантай выживал и его из страны. Все было. Было и прошло. Нет теперь Амантая. И закрылись все счеты. А разговор, как и бывает в таких случаях, когда просто ждут банкета, превратился в обычный треп о том о сем.

Они вспоминали с Розенблюмом старые истории:

— А помнишь, как зажигали на Иссык-Куле, когда обвинили тамошнего фотографа в частном предпринимательстве? И мы ездили туда через перевал в Пржевальск, чтобы его отмазать?

— А дело Чиванина? О карточных шулерах?

— А Людоеда помнишь? Первых наших мафиози…

Где теперь все тогдашние герои?

Сегодня банкуют другие люди. И дела другие. На миллиарды долларов… Воруют и мошенничают такие люди, на которых никогда бы и не подумал.

— Ну, а ты, Сашка, как сейчас себя ощущаешь? — не удержался, поддел товарища Дубравин. — Построили в Казахстане правовое государство, а?

— Ты че? Издеваешься, что ли? Какое на хрен правовое государство? Тут, брат, полный беспредел. Даже нас, адвокатов, которые вроде бы по закону не зависят от властей, и то пытаются встроить в их сраную систему.

— А ты знаешь, что он у нас получил высшую премию? — вклинился в разговор двух Александров третий, Майснер.

— Они нас довели до положения пешек, мальчиков для битья, — не унимался Розенблюм. — Нас свободно не допускают даже в суд. Чтобы пройти туда, надо получить разрешение. Адвокатов обыскивают, отбирают телефоны, компьютеры — вот до чего дошло…

— Ну, наверное, дали повод, — заметил Дубравин. — У нас вот недавно арестовали адвоката одного. А у него нашли списочек, в котором отмечено, кому и сколько он заносил…

— Это мелочи! Цветочки! У нас полно политических дел! А на них чекисты сами решают, кого вообще можно допускать для участия в деле, а кого — нет. Они теперь ввели незаконную процедуру получения каких-то допусков. Даже в России, которая для нас образец, такого нет.

— Грустная картинка. А помнишь, как во времена перестройки мы мечтали о свободе, правде, справедливости…

— Давай лучше выпьем. Тут вообще скоро на адвокатуре и на всей правовой системе можно будет поставить крест. Они по новому закону хотят создать такие откровенные «спецтройки», чтобы на них разбирать жалобы на адвокатов. И вообще всерьез рассматривают вопрос о создании государственной адвокатуры. Чтобы адвокаты стали просто чиновниками и никаких независимых структур не было.

— Ты расскажи ему, как они за тобой гонялись во время дела о гибели Саркинбаева, — поддержал разговор Майснер.

— А! — Розенблюм махнул рукой. — Суки! Натуральные. У нас на хвосте постоянно висела наружка. Обнаглели до того, что в открытую вели съемку. А судья, к которому мы обратились, сделал вид, что не понимает, в чем дело.

— Да, грустная картина! — еще раз посочувствовал товарищу Дубравин. — Вон, за нами, кажется, идут!

Подошел юный казахский менеджер в черном костюмчике. Пригласил дорогих гостей в банкетный зал в глубине одного из высотных зданий.

— Они понимают полезность адвокатов, только когда их самих ведут на цугундер, — говорил по дороге Розенблюм. — Вот тогда они начинают соображать, что к чему.

— Ну, признайся, что и у адвокатов тоже рыльце в пушку, — весело отвечал Дубравин. — У нас они превратились в несунов.

— Да, сам понимаешь, кто сейчас идет в адвокатуру, — пенсионеры-силовики, уволенные коррупционеры. И никому нельзя отказать, раз есть лицензия. Так что непрофессионалов и прохиндеев и у нас полно, — вздохнув, согласился тот.

* * *

Шел пир горой. На столах грудами стояла вкуснейшая снедь. От креветок и икры до «лучшей рыбы — мясоколбасы». «Алучшаяколбаса — чулоксденьгами», — вспомнил Дубравин старинную присказку, которую частенько произносил отец-покойник, царство ему небесное!

Они скромно устроились за одним из столиков среди молодых журналистов и принялись дружно употреблять и усугублять. Но тут к их теплой компании подошел обходивший столы хозяин банкета. Молодой — лет сорок, интеллигентный, в очках, малый, по обличью неуловимо похожий на «эффективного менеджера» нынешнего времени.

«Какие они все лощеные и очень одинаковые», — подумал Дубравин.