Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга первая

Главная сложность заключается в том, чтобы найти среди государственных деятелей человек десять, безусловно доказавших наличие у них свежего и сильного ума. Но все же, думается, задача вполне разрешима, и десять человек можно будет набрать. Возможно, получится даже набрать человек двенадцать-тринадцать.

Отобранные государственные деятели будут обязаны не реже раза в неделю (а в зависимости от возраста, не реже двух раз) оплодотворять по женщине в продуктивном возрасте. Трудностей с отбором их партнерш возникнуть не должно: любая, мечтающая о материнстве, почтет за честь понести от выдающегося государственного деятеля, с тем, чтобы затем родить ребенка столь же свежего и сильного ума[47].

Элементарные подсчеты показывают, что при наличии десяти государственных деятелей, оплодотворяющих всего лишь по женщине в неделю, в течение года будет зачато 520 детей со свежим и сильным умом. Если же деятелей будет 13, то число детей увеличится до 676!

Те же элементарные подсчеты свидетельствуют, что за десять лет будет рождено от 5200 до 6760 детей. Учитывая, что примерно половина из них родится девочками, естественную убыль населения, а также непредсказуемую игру природы, в результате которой выросший ребенок окажется лишен свежего и острого ума его отца, можно прогнозировать появление в России через 30-35 лет от 2-х до 3-х тысяч новых свежих и острых умов. Этого количества будет более чем достаточно, чтобы вывести Россию из кризиса.

Недостатком предлагаемой программы является ее растянутость во времени. Но принимая во внимание, что уже никто не ждет быстрого и успешного выхода из кризиса, а часть населения и вовсе утратила надежды на него, указанные сроки можно считать вполне приемлемыми.

Для того же, чтобы населению было легче пережить затяжное кризисное время, а также избежать нежелательных волнений, следует объявить, что год, прожитый при кризисе, при начислении пенсии будет считаться за два.

С гражданскими чувствами – Вивиан Вивианов

* * *

Разное

Рожденный ползать летать не может, это истина.

Но почему часто случается так, что рожденный летать только ползает? И попытайтесь заставить его взлететь – станете ему самым большим врагом.

Вопрос, на который не имею ответа.

* * *

Совет

Переживайте![48]

* * *

Еще раз о братьях-писателях

Шукшин

Шукшин при жизни был признанным писателем. У него было много читателей.

Я его тоже любил. Как писателя, естественно.

Люблю и сейчас.

У нас с ним была такая история.

Иду я по коридору «Нашего современника»[49], мрачный, как будущий Чернобыль: опять стихи возвернули. Идет он мне навстречу, еще мрачнее меня. Мы не знакомы были, но я остановился.

– Чего такой мрачный?

Он на меня поглядел мрачно и говорит:

– А чему радоваться?

– Не печатают? – спрашиваю.

– Наоборот, – говорит.

– Так чего мрачный? – повторяю.

Он тогда наклонился ко мне и говорит тихо:

– Может, я плохой писатель, раз печатают?

Тут уже я потерялся – и не знаю, что ответить, молчу.

А он еще немного постоял и дальше пошел. Мрачнее, чем я.

Я же, в свою очередь, вышел на улицу – и напился[50].

Сейчас вспоминаю эту нашу встречу и думаю:

Все же значительный писатель всегда найдет для себя причину терзаться.

Только вот почему я его перечитывать не могу?

Видимо, писателю в России нужно все-таки жить долго. Чтобы его просто читали. А не перечитывали.

* * *

Вновь о деятелях государства Российского

Горбачев

Ни до, ни после Горбачева не попадала высшая российская власть в руки столь отъявленного авантюриста.

Возжелал дать России свободу, забыв, что Александр II ее уже давал, но ничем хорошим это не кончилось. Легко еще отделался – отобрали только власть. А запросто могли бы и жизнь. Как все у того же Александра II.

Дал, введя гласность, свободу печати. Как до такого можно было додуматься! Свобода печати хороша там, где все хорошо. Но если все кругом плохо, так во что такая свобода превращается?[51]

Захотел, чтоб в России правил закон, – и созвал съезд народных депутатов. Не вспомнив, что и Александр II хотел созвать «съезд» земских выборных, да так и не решился, чтоб не нарушить вековые традиции российской державы. Чем грозит нарушение традиций, всякий нормальный государственный деятель должен чувствовать кожей[52].

Начал выпускать из тюрем политзаключенных и в конце концов выпустил всех, хотя тот же Александр II поступал наоборот: сажал. Кто же в открытом море пускает на весла гребцов, которые станут грести в другую сторону? Вот и раскачали лодку.

И вообще, между прочим, непомерно мягко относился к соратникам, ставшим отступниками. Нет чтобы вбить одного такого в землю, – оставил его в партхозэлите в ранге министра. Тот этим потом и воспользовался, отблагодарил его по полной программе[53]. А ведь весь исторический опыт России показывает: в деревню, в глушь, в Саратов, в крайнем случае – в начальники электростанции на Урале[54], и никаких ставок на охрану[55].