Кто-то появился в двери одной из комнат и побежал к туалету; чужая отрезанная рука вцепилась ему в горло. Это был Макнамара — парень такой худой и такой обкуренный, что его звали «улыбка на палке». Босуэлл отшатнулся, когда Макнамара ворвался в дверь, прохрипел что-то вроде мольбы о помощи и рухнул на пол Он пытался оторвать от своей шеи пятипалого убийцу. Прежде чем Босуэлл успел помочь, движения Макнамары замедлились и наконец стихли.
Босуэлл отошел от него и снова выглянул в коридор. Теперь мертвые и умирающие завалили узкий проход, а руки, прежде принадлежавшие им, карабкались через тела в кровожадном исступлении. Они отрезали оставшиеся кисти или просто плясали в экстазе на лицах бывших хозяев. Босуэлл оглянулся на лежащего Макнамару — рука, вооруженная перочинным ножом, уже перепиливала тому запястья. За ней тянулся кровавый след. Босуэлл понял, что пора бежать, пока не подоспели другие. В это время панк — убийца Северино — подполз к туалету; вернее, его подтащили взбунтовавшиеся руки.
— Помоги, — прохрипел он.
Босуэлл саданул дверью и захлопнул ее прямо перед лицом панка. Разочарованные руки рвались открыть замок, в то время как губы панка, прижатые к скважине, повторяли:
— Помоги. Я не хотел этого делать с тем парнем. Помоги.
Босуэлл старался не обращать внимания на его мольбы. Он думал, как спастись.
Что-то коснулось его ног. Он понял, что это, еще прежде, чем увидел. Одна из рук (левая) полковника Кристи — он узнал ее по татуировке — уже взбиралась по его ноге. Босуэлл заметался, как ребенок, ужаленный пчелой и слишком напуганный, чтобы стряхнуть ее. Краем глаза, он заметил, что рука, кромсавшая перочинным ножом запястья Макнамары, закончила свой труд и теперь двигалась к нему. Ее ногти цокали по линолеуму, как клешни краба Она и двигалась, словно краб — еще не освоила прямохождение.
Собственные руки Босуэлла пока слушались его, как и руки нескольких его друзей (последних из его друзей) там, в коридоре. Им было хорошо на своем месте. У него оставался благословенный шанс выжить.
Он наступил на приблизившуюся руку. Хрустнули пальцы, и тварь забилась, как раздавленная змея. Теперь он знал, что
Он не стал ждать, выживет ли тварь. В дверь уже царапались новые пальцы. Они хотели войти, скоро они ворвутся. Босуэлл перешагнул через Макнамару и подошел к окну. Оно было небольшим, но и он не великан. Босуэлл кое-как протиснулся наружу и замешкался — все же второй этаж. Но лучше упасть, чем оставаться здесь. Они уже вышибали дверь. Едва створки треснули, Босуэлл прыгнул вниз, ударившись о бетон. Он быстро проверил конечности — слава богу, цел! Господь любит простодушных, подумал он. Наверху в окне появилось лицо панка.
— Помоги мне! — крикнул он. — Я сам не знаю, что делаю!
Но тут пара рук нашла его горло и мольбы смолкли.
Босуэлл пошел прочь от общежития. Он думал, кому и что он должен рассказать. На нем были надеты лишь спортивные трусы и носки. Никогда еще холод не казался таким приятным. Ноги его ослабели, но этого следовало ожидать.
Чарли проснулся с дурацким ощущением. Ему снилось, будто он убил Эллен, а потом отрезал себе руку. Какой же ерундой набито его подсознание! Он попытался протереть глаза, чтобы отогнать сон, но руки не было. Он сел в постели и закричал.
Яппер приказал молодому Рафферти наблюдать за раненым и известить его, когда Чарли Джордж; придет в себя. Рафферти задремал и проснулся от крика. Чарли смолк при виде испуганного лица.
— Вы проснулись? Не двигайтесь, — предупредил Рафферти. — Я позову сиделку.
Чарли пустыми глазами смотрел на полицейского.
Он откинулся забинтованной головой на подушку и поглядел на свою правую руку, согнул ее, проверил, работают ли мышцы. Что бы ни случилось дома, теперь все прошло. Это
Значит, он психически болен, вот в чем дело. Пусть делают с ним что хотят, пусть применяют таблетки, скальпель или электроды: это лучше, чем повторение кошмарной ночи.
Появилась сиделка. Она глядела на него так, словно удивлялась, почему он выжил. Чарли лишь мельком взглянул в ее встревоженное лицо и почувствовал на лбу приятную прохладную руку.
— Его можно допросить? — спросил Рафферти.