Книги крови III—IV: Исповедь савана

— Нужно проконсультироваться с доктором Мэнсоном и доктором Джудвином, — отозвалась сиделка и попыталась ободряюще улыбнуться Чарли.

Она знала, конечно, что пациент не в себе. Возможно, она боялась его; кто ее за это осудит? Она отправилась говорить с врачами, оставив Чарли с Рафферти, который по-прежнему нервничал.

— Эллен?.. — спросил Чарли.

— Это ваша жена?

— Да. Я хочу знать… она?..

Рафферти опустил глаза.

— Она умерла.

Чарли кивнул. Он знал, но нужно было убедиться.

— А что со мной?

— Вы под наблюдением.

— Что это значит?

— Это значит, что я наблюдаю за вами, — сказал Рафферти.

Он явно хотел помочь, но толку от него было мало. Чарли спросил иначе:

— Я имею в виду… что будет после? Будут меня судить?

— А за что вас судить?

— Как? — переспросил Чарли, не уверенный, что верно расслышал.

— Вы ведь жертва, не так ли? Вы не делали этого? Кто-то отрезал вашу руку…

— Да. Это сделал я сам.

Рафферти долго не мог выговорить ни слова и наконец пробормотал:

— П-простите?

— Я это сделал Я убил жену, потом отрезал себе руку.

Для бедного парня такое признание оказалось слишком большим потрясением. Он думал с полминуты, прежде чем сказать:

— Но почему?

Чарли пожал плечами.

— Это ошибка, — сказал Рафферти. — Если вы совершили это… куда же делась ваша рука?

Лилиан остановила машину. Впереди что-то переходило дорогу, но она не могла разглядеть, что там. Будучи строгой вегетарианкой (за исключением масонских трапез с Теодором) и защитницей животных, она подумала, что на дороге лежит какое-то раненое животное. Быть может, лиса; Лилиан читала, что они иногда забегают в пригороды. Но что-то насторожило ее — возможно, по причине тусклого освещения. Она не была уверена, надо ли выходить из машины. Теодор посоветовал бы ехать своей дорогой, но ведь его больше нет, не так ли? Лилиан раздраженно забарабанила по рулю. Что же делать с этой несчастной лисой… или не лисой? Она должна сыграть самаритянку, даже если чувствует себя фарисейкой.

Лилиан осторожно вышла из машины и, конечно же, ничего не увидела. Она прошла вперед, чтобы посмотреть получше. Ладони вспотели, дрожь возбуждения пробегала по телу, как ток.

Потом она услышала звук: шорох сотен маленьких ног. Она слышала истории — абсурдные, как ей казалось, — о стаях крыс, проходящих по городу ночью и обгладывающих до костей все живое, что попадается на пути. Представив это, она почувствовала себя еще большей фарисейкой и отступила к машине. Когда ее тень, закрывавшая фары, отодвинулась, Лилиан увидела стаю. Это были не крысы.

Рука, мертвенно-желтая в бледном свете, указывала пальцем прямо на нее. Следом показались и другие; их были десятки. Они двигались, будто крабы, наползая друг на друга и стуча костяшками. Освещение делало эту сцену похожей на зловещий мультфильм. Тем не менее, верила Лилиан в реальность происходящего или нет, они двигались к ней. Она отступила еще на шаг назад.

Она уперлась в машину, повернулась и нащупала дверцу. Слава богу, та оказалась открыта. Руки Лилиан тряслись, но она еще владела ими. Тут она вскрикнула: здоровенный черный кулак с запекшейся раной на запястье вцепился в руку.

Внезапно и бешено ее руки начали аплодировать. Лилиан утратила контроль над ними.

— Прекратите! — крикнула она им. — Хватит!

Руки вдруг действительно остановились и повернулись к ней. Лилиан знала, что они смотрят на нее без глаз, и знала, что будет дальше. Руки потянулись к лицу, и ее ногти, ее краса и гордость, вонзились в глаза хозяйки. Ослепленная, она упала навзничь, но руки подхватили ее. Лилиан поплыла в море пальцев.

Когда они стаскивали ее обезображенное тело в кювет, она лишилась парика, за который Теодор так дорого заплатил в Вене. Чуть позже она лишилась и рук.

Доктор Джудвин спускался по лестнице дома Джорджа и спрашивал себя: неужели Фрейд, дедушка его священной профессии, все-таки ошибался? Парадоксальные факты человеческого поведения не укладывались в классическую схему, а то и совсем не имели адекватного объяснения. Он остановился у подножия лестницы. Он не испытывал особого желания еще раз заглядывать на кухню, но чувствовал себя обязанным в последний раз осмотреть место преступления. Пустой дом наводил дрожь, и пребывание в нем, даже под охраной полиции, мешало собраться с мыслями. Доктор чувствовал вину за то, что не спас Чарли. Конечно, он достаточно глубоко проник в его душу, чтобы понять подлинные мотивы этих ужасных действий. Но все же… убить собственную жену, которую больной, по-видимому, искренне любил, потом отрезать собственную руку… Джудвин на мгновение взглянул на свои руки, на переплетение сухожилий и красно-голубых вен на запястьях. Полиция искала убийцу, но он не сомневался, что Чарли сделал это сам. Джудвина поражало только то, что его пациент оказался способным на подобные действия.