Книжная лавка писателей

С полным правом пишу я это имя прописными буквами. «Книжная Лавка Писателей» была, пожалуй, единственным в России культурным и торговым учреждением, пронесшим свою внутреннюю и внешнюю независимость сквозь страшнейшие годы разрухи, террора и крушения духа. Основанная в сентябре 1918 года Лавка просуществовала до 1922-го, когда смысл ее дальнейшего существования в значительной степени исчерпался, налоговая же тяжесть, в связи с расцветшим нэпом, стала невыносимой. В самые тяжкие годы она была не только якорем личного нашего спасения, но и маленьким культурным центром Москвы, отдыхом и прибежищем писателей, профессоров, книголюбов, артистов, учащихся, всех, кто не хотел и в годы безвременья порвать с культурой и подавить в себе последние духовные устремления. По образцу нашей Лавки возникло позже немало других [2]. Еще позже, уже в начале нэпа, были опыты организации таких же предприятий в провинции [3]

. В самой же Москве как-то вошло в обычай, что за прилавком книжных магазинов должны были стоять безработные, по тому времени, писатели, иногда с крупными именами, — от солиднейших А. Кизеветтера, Н. Бердяева, Ю. Виппера — до легкомысленных поэтов Есенина, Шершеневича, Кусикова, Мариенгофа.

И вот, вложив в дело по двести рублей, с этим ничтожнейшим капиталом, ушедшим на устройство полок и покупку печурки, мы приступили к делу. Книжный фонд составился из комиссионных книг, предоставленных нам частными издательствами, где у каждого из нас были личные связи, и из старых, в большинстве трепаных и зачитанных книг «Библиотеки для молодежи», помещение которой (в Леонтьевском переулке) мы приобрели для Лавки.

Плотник сбил, по нашим чертежам, полки, доски для которых выпросили мы у кооператива. На полках поместились книги, притащенные нами на собственных спинах, частью от существовавших еще издательств, частью из дому — из своих запасов, с которыми приходилось по нужде расстаться, частью от знакомых. Вместо кассы — картонная коробочка, вместо витрины — наклонная доска в окне, которое замерзало к ночи и кое-как оттепливалось днем. К счастью, прилавок был, оставшийся в помещении библиотеки, и был большой хороший стол посередине лавочки. Отопления не было, и зимой мы работали в шубах и валенках, постоянно промокавших, Случалось — лопались трубы водопровода в верхнем этаже, и книги наши затапливало водой. С громадным трудом разыскали замок, даже веревки для перевязки книг приходилось подолгу разыскивать на тайном рынке, и только случай помог нам обзавестись кассовой и другими бухгалтерскими, конечно, примитивными книгами. Штемпель сделал знакомый резчик, иначе нужно было бы стоять в очереди за специальным разрешением совдепа! Кое-что мы успели, правда, сделать раньше, чем драконовскими декретами о муниципализации и национализации совершенно была уничтожена частная торговля. А собравшись с силами и средствами, могли установить и экономическую печурочку, для которой всякими легальными и нелегальными способами добывали дрова, чтобы совсем не замерзнуть в Лавке, где проводили мы по пять-по шесть часов в сутки каждый.

А главное — нужно было учиться торговать, да еще при условии катастрофического падения рубля. Лавка наша успела открыться явочным порядком, муниципализация — по простой недоглядке — ее не постигла, и никаких «твердых цен» мы не знали, как не признавали и никаких «мандатов» на приобретение книг. При таких условиях мы быстро остались единственным в Москве и в России книжным магазином, где каждый человек, пришедший с улицы, мог купить книгу «без разрешения». И забавно было смотреть, как робко приотворялась дверь, и покупатель пугливо спрашивал:

— Можно посмотреть книги?

— Пожалуйста.

— А нужно разрешение на покупку?

И мы гордо отвечали:

— Никаких мандатов и паспортов не требуется!