– Я не верю ни единому твоему слову, – тут же парировала Элиза. – Он хорош собой, острый на язык и твердый как гранит. Какой мужчина! – вдохновленно воскликнула она и, казалось, очень жизнерадостно. – Францин Брэндон-Уелдерсон сломает о него зубы. Но ты, моя дорогая, – восторгалась она, и улыбка на ее губах показывала такое одобрение, что мне стало совсем тошно. – Я уверена, что ты уже давно приворожила его, и он все сделает ради тебя, – заявила она.
– Я так не думаю, – возразила я, подумав, что это абсурд, если Томас Рид действительно будет плясать под мою дудку, если я того захочу. Потому что он не был таким. Потому что я тоже не была такой.
– Но ты ему нравишься, не так ли? – вдруг уточнила она с какой-то серьезностью, и я на мгновение зажмурила глаза. Так как это было ключевым вопросом. Нравилась я ему, или это все было лишь хитросплетением в моей голове?
– Если бы я только знала, Элиза, – громко вздохнула я, опустив голову на плечо подруги.
– Ты наверняка скоро об этом узнаешь. – Она попыталась подбодрить меня и похлопала по руке. – В конце концов, у него осталось мало времени, чтобы решиться, – произнесла она, и я напряглась.
– Что, прости? – озадаченно спросила я, и тут меня осенило.
– Разве ты не говорила, что твой дядя нанял тебя на работу в библиотеке на один месяц? – озвучила она мои мысли, и я судорожно считала.
Это вызвало у меня шок. Элиза была полностью права. С того момента уже прошло три недели, и, если уж на то пошло, мое время в Лондоне истекло уже в пятницу. Мать тогда настояла, что это будет всего месяц. Эксперимент, в который она сама не верила, потому что думала, что я не выдержу.
– Ани. Все в порядке? – обеспокоенно спросила Элиза, и я быстро кивнула.
– Да, – ответила я, но совсем не была уверена, что это действительно так. Я не хотела возвращаться к прежней жизни. Казалось, мой дом теперь был здесь.
То, что уже ждало меня там, так это скучная, бессмысленная жизнь, которую я могла заполнить, только если бы обогатила ее чтением книг.
Моя жизнь заиграла новыми красками. Мне нравилось проводить время в библиотеке, работать, быть нужной. Мне нравилось быть независимой, самостоятельно определять свое свободное время и больше не позволять матери уговаривать меня на любые общественные мероприятия. Мне нравилось, что теперь, когда мы были на расстоянии, мы лучше понимали друг друга.
И больше всего мне нравился мистер Рид, больше всего на свете, и я не была готова отказаться от этого сейчас просто потому, что таким был уговор.
Если бы Томас Рид хотел оставить меня в качестве своей помощницы, то я бы тоже не уехала. Против воли моей матери. Против господствующего мнения, что женщины моего класса не должны работать. И даже против благополучия моего отца, сердце которого разобьется, если я останусь.
Моя мать привыкла конфликтовать со мной, но отец тяжело воспримет то, что я решу променять свою семью дома на жизнь в Лондоне.
Но я бы не ушла из этого мира. Генри, в конце концов, тоже был здесь, и мы постоянно встречались с ним.
К сожалению, был очень простой способ убедить мою мать, что мне лучше остаться здесь. Мне просто нужно было сказать ей, что я питаю романтические чувства к Томасу Риду, и она немедленно одобрит мое решение.
Но на самом деле мне хотелось этого. Это просто был бы самый легкий путь. Но неправильный.
Мне не хотелось никого задабривать, скорее хотелось добиться того, чтобы они приняли мои решения.
– Я не уеду из Лондона, – сказала я твердым голосом не только Элизе, но и себе, чтобы убедить себя в этом.
– Когда ты это решила? – пораженно спросила моя подруга, и я слегка улыбнулась.
– Только что, – ответила я.
Элиза крепко сжала мою руку.
– Что ж, я рада, – произнесла она, и взгляд ее стал совсем мягким. – Я не хочу отпускать тебя, – призналась она мне, и это заставило меня рассмеяться.
– Как будто ты не справишься без меня, – возразила я и, чтобы не предаваться унынию, игриво толкнула Элизу в бок.
– С мисс Брэндон-Уелдерсон и кучкой вежливых болванов, которые не понимают шуток, под одной крышей. Нет, спасибо! – бросила она мне и сама вновь засмеялась.
Было хорошо слышать ее смех, и с приятным ощущением в животе мы покинули университетский городок и вошли в переулки центра Лондона.
Фонарщики уже работали, чтобы противостоять сгущающимся сумеркам. Они шли по заснеженным улицам, во многих местах покрытым серой грязной слякотью, и Элиза тянула меня вперед.
– А теперь расскажи мне, что такого произошло с тобой, что ты отказалась от алкоголя, – вернулась она с хорошим настроем к теме, которая уже вылетела у меня из головы, и потащила меня на противоположную сторону улицы, по которой, несмотря на опускающуюся темноту, по-прежнему ехало удивительно много людей.
– Ох, это должно быть… – застонала я, теперь уже понимая, что каждое мое слово будет неловким.