Аяз поднялся, чтобы разыскать штаны, и тут же споткнулся о лежащий на полу кнут. Надо же, ночью он вспомнил, что следует подлечить жену, а про свое оружие даже не подумал. Хмыкнув, он свернул кнут в кольцо и убрал его в саквояж, не замечая, что жена наблюдает за ним сквозь пальцы.
Пуговицы на его любимых узких штанах были вырваны с мясом. Он скомкал их и засунул в шкаф. Потом мать починит... если, конечно, он придумает, как объяснить подобные повреждения. Он достал свежие штаны, накинул рубашку и сел на кровать рядом с неподвижной женой. Всё понятно - ей опять нужна поддержка и уверения, что он вовсе не разлюбил ее от того, что она повела себя не как леди. Этого он так и не смог в ней понять - ему-то образец добродетели зачем? Ему, выросшему в дикой Степи, среди собак, овец и лошадей, умеющему не мыться несколько дней, есть без всяких столовых приборов то, что сам же поймал, и совершенно не обученному манерам. Он вилку-то впервые увидел во Франкии!
- Вики, - ласково позвал он жену. - Я тебя очень люблю.
- Правда? - она опустила руки и жалобно на него посмотрела.
Она всё ещё была обнаженной, и он не смог отказать себе в удовольствии скользнуть костяшками пальцев по ее ключицам и груди, а потом попытаться поцеловать. Виктория увернулась, отталкивая его.
- Ну ты что? Я же даже не умывалась! Я воняю...
- Мне всё равно, - ответил Аяз и нисколько не соврал. - Но если тебе важно - вставай, я пока налью тебе ванну.
- Аяз... - пробормотала девушка, пользуясь тем, что он ушел в уборную и не видит ее алых щек. - То, что вчера было... прости, я, кажется, перепила.
- Тебе не понравилось?
- Понравилось, - Виктория нервно сжала руки.
- Мне тоже понравилось. Хочешь повторить?
- Не знаю...
- Захочешь - скажешь.
Он внезапно появился из дверей уборной, подхватил ее на руки и отнес прямо в ванну.
- Вики, ты моя жена. Я тебя выбрал, я тебя украл в конце концов. Всё, что я делаю с тобой - мне очень нравится. И я тебе правду сказал - я этого тоже хотел. К тому же я степняк, а мы те еще извращенцы, ты разве не знала? Я бы еще многое с тобой сделал... только боюсь, что ты испугаешься.
- Аяз... А я оборотень. Я наполовину животное. Я не боюсь ничего, что ты можешь сделать. Я хочу всяких извращений, я хочу попробовать с тобой всё, что можно.
Мужчина ухмыльнулся и, нажав на голову жены, слегка ее притопил.
- Прекрати меня провоцировать, пока я не стал извращаться прямо сейчас, - строго сказал он. - И давай уже побыстрее, я голоден.
Отплевываясь, Виктория гневно на него поглядела, а потом, ухватив за длинные черные волосы, которые он так и не удосужился завязать хотя бы в хвост, резко потянула на себя. От неожиданности Аяз попытался оттолкнуться руками от бортиков ванны, но его ладони соскользнули, и он нырнул к ней в воду до пояса, только и успев закрыть рот.
- Твою мать, Вики, - завопил он, распрямляясь и встряхиваясь. - Ты что творишь? Это были последние чистые штаны! Как я в мокрых пойду?
- И что теперь? - жена невинно поглядела на него своими прелестными голубыми глазами. - Выпорешь меня?
Аяз только засмеялся и отступил подальше. Он бы с удовольствием понаблюдал, как она моется, но надо было найти прислужницу, которая владеет магией воздуха и сможет высушить ему штаны, а еще попросить сменить бельё и занавески.
- Ах ты собака степная! – орала Виктория по-галлийски, прекрасно зная, что муж понимает ругательства. – Козел безбородый! Барана кусок!
- Кричи-кричи, – мирно отвечал Аяз, щекоча супругу большим гусиным пером. – Здесь тебя никто не услышит.
Девушка, изогнувшись, попыталась его пнуть, но он ловко поймал обнаженную ногу и нестерпимо медленно и нежно принялся целовать и покусывать свод стопы. Он знал, что Виктория предпочитает, когда он более груб, порой даже агрессивен. Аяз вырос в Степи, где любить свою женщину считалось слабостью, и ничего не имел против стремительного и жесткого секса, но иногда на него нападало лирическое настроение. Сегодня он радовался, что они купили кровать – прочную дубовую кровать с изголовьем, сколоченным из перекладин. Виктории больше нравились резные изголовья – со всякими завитками и цветочками, но Аяз твердо стоял на своем. Уже тогда, несколько месяцев назад, он отчетливо представлял, что когда-нибудь он привяжет ее руки к этим рейкам, а затем будет очень-очень нежен с ней.
Он даже специальные оковы для нее заказал: металлические, изнутри проложенные мягкой тканью, с застежкой, которую ей сил одной рукой расстегнуть не хватит, с цепочками, которые должны крепится к изголовью. И вот теперь она лежит на кровати, с браслетами на запястьях, обнаженная, злая и такая желанная! Аяз намеревался получить удовольствие сполна и приготовил для жены несколько сюрпризов. В последнее время секс у них был какой-то смятый, спешный, приходилось прислушиваться, не проснулись ли дети. В этом была своя прелесть, Аяз обожал детей, но страшно скучал по тем временам, когда можно было засыпать обнаженными и просыпаться от того, что рука жены (а порой и губы) скользит по его члену.