Тапперу это было известно. Он хорошо ее знал. Они практически выросли вместе в Юнити, штате Мэн. С одиннадцати лет Таппер ходил за ней по пятам, пока она подбирала мертвых жуков и колючие ветки. А он тем временем пытался сделать лодку из камней. Вместе они проверяли себя на прочность, пытаясь понять, сколько времени могут провести босиком на снегу. Ее родители были вечно пьяными исландскими художниками, которые совсем не обращали на нее внимания. Родители Таппера думали, что их сын гей, потому что он не играл в хоккей. Таппер вслед за Элизабет переходил из колледжа в колледж, из института в институт, где она получала очередную степень: степень бакалавра изобразительных искусств в Калифорнийском институте искусств, степень магистра в области изящных искусств в Чикагском институте, академическую степень магистра искусств в Центре кураторских исследований Бард-колледжа, степень магистра и доктора наук в области истории сознания в Калифорнийском университете в Санта-Крузе. Вдвоем они работали в арт-резиденциях в Мак-Доуэлле, Яддо, Розуэлле и Кале. Образование у них было отменное. В конце концов они поженились. Из всех возможных мест они выбрали Лас-Вегас, где по-быстрому сыграли дурацкую свадьбу и Элизабет наконец сменила свое имя с Элизабет Фуксдоттир на Элизабет Полсен. На следующее же утро она уехала автостопом из города и не видела Таппера до тех пор, пока спустя пять месяцев не сломала запястье во время
Элизабет знала, что она эксцентрична. В Нью-Йорке было полно таких людей. Но Таппер решил на те немыслимые деньги, которые он заработал и продолжал зарабатывать на своем попугае ара, купить дом в Коббл-Хилл, где все про всех знали или думали, что знают. Коббл-Хилл, в отличие от Ред-Хука, не был богемным районом, поэтому на его улицах Элизабет неизбежно привлекала внимание. Она была заметной девушкой: выше шести футов ростом и тонкой, как тростинка (ее любимой едой были водка и витамины), с белокурой косой до пояса. Элизабет сама шила себе одежду: находила что-нибудь подходящее в лотках для распродажи в винтажных магазинах и переделывала. Ей нравилось носить одежду из винила, потому что он был прочным, теплым и водонепроницаемым. И она никогда не носила бюстгальтеров, потому что они неудобные. В Коббл-Хилл в основном селились родители с маленькими детьми, их дети для них были то же, что для Элизабет – ее искусство. Больше всего в соседях Элизабет беспокоило то, что они были так благополучны, так
А еще был Таппер: красивый, любящий, нервный – какой угодно, только не довольный. Какое-то время они с Элизабет стремились к тому же. Они купили дом и готовились к рождению ребенка или даже детей. Когда с детьми не получилось, Элизабет отказалась пойти простым путем: лечение бесплодия, усыновление или депрессия. Она вообще отказывалась это обсуждать. Элизабет просто создала их. Она изготовила близнецов из папье-маше, бересты, шерсти и войлока. Затем Элизабет инсценировала их болезнь и преждевременную смерть – единственный проект, за который ей не заплатили, – и спрятала их в стеклянную коробку. И продолжила жить дальше.
Но Элизабет действительно нужно было вернуться. Таппер, вероятно, чахнет, мучаясь над какой-нибудь причудливо-очаровательной штуковиной вроде пингвина, который сыплет мини-зефир в какао, или чихуахуа, которая пукает острым соусом. Возможно, она была чересчур строга к своим соседям в Коббл-Хилл. А вдруг ей удастся каким-то образом
Рой читал и перечитывал последний написанный им абзац, прижимаясь спиной к жесткому деревянному барному стулу. Так о чем он думал? Ну это же очевидно, не так ли? Буря! Что-то достаточно мощное, чтобы доставить Изабель на Марс. Волшебный торнадо или приливная волна, гребень которой достигнет Млечного Пути.