Кобра

Мартина взяла ткань, приглушавшую свет лампы, и засунула ее в рот Голландцу. Этот кляп послужил своего рода сигналом к наращиванию темпа. Она снова принялась хлестать Крила. Он извивался, а она с удовольствием вдыхала его запах. Она нарочно наносила удары с разными интервалами, заставляя его быть все время настороже. О Крил, маленький вулкан, хорошенько созрей под моей рукой! Она еще долго хлестала его, а потом резко обхватив, помогла ему перевернуться и впилась пальцами в его чудесные ягодицы.

Потом, когда, испытав наслаждение, он, еще оставаясь в ней, начал погружаться в дремоту, она отстранила его, сказав, что ей тоже требуется жизненное пространство. В забытьи он лежал к ней спиной, а она спокойно рассматривала его красивое исполосованное тело, такое покорное и вместе с тем мужественное. Повезло ей с этим Крилом! Через некоторое время он очнулся, встал с кровати и, взяв пульт, включил свою Hi-Fi аппаратуру. Он всегда так делал после занятий любовью.

Они опять молчали. Мартина чувствовала, что Крил долго так не выдержит. Она знала, что интересна ему, но говорить ей не хотелось. Он принялся объяснять, что это Марлен Дитрих и что он все в ней обожает: и манеру одеваться, и ее тяжелые веки, и, разумеется, голос. Однажды он аплодировал ей, сидя в зале, а она стояла на сцене. Это было грандиозное выступление. Он пересмотрел все фильмы с ее участием.

- А ты видела что-нибудь с Марлен Дитрих?

- Я не хожу в кино.

- Ну в детстве, по телику…

- Что-то я не припомню в детстве никакого телика.

- Да ладно тебе! Ты что, никогда фильмов не смотрела?

- Смотрела, с Брюсом Ли.

- Ну, это не то!

- Что не то?

- Тебе надо посмотреть фильмы с Марлен Дитрих.

- Для чего?

- Просто так. Для удовольствия. Твой голос, Мартина… Это…

- Это что?

Крил, не договорив, затянулся. Она сухо добавила:

- Меня раздражают люди, которые не доканчивают фраз.

- Я как раз хотел сказать, что твой голос напоминает голос Марлен Дитрих. Такой… волнующий.

- Знаю, - ответила она с раздражением. - Голос у меня красивый, мне это часто говорят.

- Это правда, голос у тебя очень красивый, но… ты молчунья.

- Зато у тебя красивая задница, но ты - болтун.

Крил промолчал. Ей даже показалось, что она обидела его, но ничуть не бывало. Он принялся подпевать Дитрих. «Ich bin die freche Lola…» [Я та самая нахалка Лола… (нем.)] - он натянул на них обоих одеяла и прижался к ней. В квартире было холодно, и Мартина подумала, что это всего лишь животный рефлекс - устроиться потеплее. Ничего общего с тем, что вынесено в название фильма, где играет Патрик Брюэль и неизвестная актриса, - «Эликсир нашей нежности». Не надо ни о чем таком думать, сказала себе Мартина, а то образ Алекса Брюса понемногу развернется и заполнит собой всю мою голову. Словно этакий воздушный шар, занимающий пространство между четырьмя стенами и потолком. Ей не хотелось, чтобы умиротворение покидало ее. Мир, передышка, отдых гладиаторов, снисхождение к мужественным. Крил осторожно положил руку ей на грудь.

- Останься сегодня на ночь. Прошу тебя.

Она отрицательно повертела головой.

- Ну пожалуйста, Мартина.

- Зачем?

- Ну же! Останься!

- Нет.

- Тебе хочется, чтоб я тебя умолял, да?

- Ничего мне не хочется.

Она села на край кровати, к нему спиной. Он провел пальцем по ее позвоночнику. Она встала, размышляя о том, к чему все это может привести. Руки на бедрах, ноги расставлены - красивая поза амазонки, которой не надо никому ничего доказывать. Оделась.

Крил приподнялся на локтях, чтобы удобнее было наблюдать за ее движениями. Она сунула плеть за пояс и резко застегнула молнию на куртке.

- Поцелуй меня хотя бы.

Она посмотрела на него, не двигаясь с места, потом присела на край кровати, наклонилась и сделала то, о чем он ее просил. Запах некрепкого табака, подвижный язык, всегда, в любой момент готовый к ласкам, проворный, теплый, просящий, - все это давало ей приятное расслабление, очень приятное. Ощущая досаду, смешанную с возбуждением, Мартина подумала о том, до чего же все-таки люди противоречивы.

Крил, обычно упорствовавший в осуществлении своих навязчивых идей, прижал руку к щеке Мартины, желая подольше задержать ее лицо подле своего.

- Останься.

- Нет.

Он отстранился. Когда она надевала сапоги, сказал:

- Ну, тогда не приходи больше. Не стоит.

- Как хочешь, Крил.

Он досадливо покачал головой. На губах появилось что-то среднее между улыбкой и гримасой. То ли ему нравится, когда она так холодна, то ли для него чем хуже, тем лучше? Может, он наслаждается своими переживаниями? Может, уговаривая ее остаться, он вовсе не ждет от нее материнской ласки, а хочет, чтобы она заставила его подольше страдать?

«Да наплевать мне, в конце-то концов», - подумала Мартина, направляясь к двери.

- Никто во Франции не любит легавых. Вас действительно все презирают. Когда-нибудь ты почувствуешь это на себе. Я не могу отделаться от этой мысли, когда думаю о тебе, капитан Левин. Ты сильная, но даже тебя надолго не хватит, поверь!